Визионер

– Софья, этим можно прекрасно заниматься в свободное время. Посмотри на Ангелину Фальц-Фейн. Она иногда пишет в дамские журналы, даёт советы по организации обедов и безупречной сервировке. Не надо ради этого тратить годы в университете.

– Мама́, мы совсем о разных вещах говорим. Журналы мод меня совершенно не интересуют, я постоянно об этом упоминала. Я репортажи хочу делать как настоящий корреспондент.

– Ты всё равно опоздала. Вступительные экзамены давно прошли.

– Пойду как вольнослушательница, – пожала плечами Соня. – Буду ходить на занятия и устроюсь работать.

– Святой Диос… Работать? Кем? Куда?

– В «Московский листок» попрошусь стажёром. Надеюсь, не откажут.

– Софья, ты ставишь меня в мучительное положение. Дочка Загорского в бульварной газетёнке? Ты представляешь, что скажут люди?

– Какие люди? И почему их должно это волновать?

– Есть правила, есть приличия. Есть сообразность и уместность, в конце концов. Ты должна это понимать.

– В такой работе нет ничего непристойного. Я же не в куртизанки собралась. Просто хочу заняться тем, что мне нравится. И прошу меня извинить ещё раз, но «карусель» женихов мне тоже неинтересна. Пустая трата времени. Я буду рада, если встречу кого-то, к кому возникнут чувства. Пусть это случится само собой. Расходовать на эти поиски неделю за неделей я не хочу.

– Софья, это просто неприлично. Не знаю, где ты набралась таких радикальных идей. Видимо, от дочки Нечаева. Ох, он слишком либерален и потворствует ей во всём.

– Полина, между прочим, счастлива. Она пробует новое, ищет себя и своё место в этом мире. Я иногда ей завидую. Её чужие суждения точно не волнуют.

– Она подаёт не лучший пример. Мы живём в обществе, и его мнение всегда надо учитывать.

– А вы с отцом как обвенчались, с одобрения родителей? А за тётю Сашу кто вступился, когда от Мамонтовых все отвернулись?

– Не уходи от разговора. Это совсем другое.

– Это, мама́, двойные стандарты.

– Софья, ты грубишь. Мне придётся серьёзно поговорить с твоим отцом.

– Я сама с ним поговорю. Надеюсь, хоть он меня послушает. С вашего позволения, мне надо пойти к себе и закончить письмо.

«…тётя Саша говорит, что он уже тогда отличался стремлением к вычурности и поразительной детализации создаваемых нарядов. Она показывала фотографии с других театральных представлений здесь, на даче. Исторические костюмы выглядят очень правдоподобно, а ведь они такие сложные. А он ухитрялся чуть ли не из подручных материалов на месте всё шить.

Вот ещё, чуть не забыла, а это же самое главное. Однажды они устроили тут показ под названием “Живые картины”. Был импровизированный подиум, и по нему ходили барышни в образе Моны Лизы, Девушки с жемчужной серёжкой и других известных портретов. Кто это придумал, тётя Саша, к сожалению, уже не помнит. Но костюмы для премьеры тоже сделал Жюль Франк. Это же важно, да?

Может, его роль – лишь в подготовке платьев и декораций, а убивает девушек кто-то другой? Тётя Саша говорит, что он страшно боялся вида мёртвых животных. Весь бледнел и сразу убегал. А Орест Максимович здесь охотился и постоянно приносил к столу убитых уток и рябчиков. И иногда, как нарочно, кидал их чуть ли не под ноги Франку, чтобы посмотреть, как тот пугается.

Честно говоря, не могу представить себе Ганемана с ружьём – он такой спокойный, обходительный. Зато понятно теперь, откуда у него чучела в кабинете. Бр-р… Мрачноватое увлечение, как по мне. И животных жалко».