Визионер

Столешницу украшала кружевная салфетка – не иначе работа хозяйки. И не из дорогой серебряной канители, как изъятая «графская шантилья», а из хлопковых ниток. Рядом лежали простые липовые коклюшки и завёрнутая в вощёную бумагу половина сайки. Под окном, в прохладной нише, обнаружился кувшин молока, уже подкисшего. Вот и весь несостоявшийся обед.

Содержимое сундука тоже оказалось небогатым: несколько пар белья, старое шерстяное платье, ещё одно саржевое – поновее, зимнее пальто, смена обуви… Несомненным достоинством комнаты была печь – небольшая «голландка», украшенная синими изразцами. Видимо, поэтому цена этой каморки была чуть выше остальных. Зимой, наверное, хорошо греться у такой печки.

Митя открыл дверцу топки, посветил внутрь фонариком. Чисто. Провёл рукой по прохладным изразцам с цветочными узорами. Задержался взглядом на дешёвых открытках, что стояли рядком на кирпичном выступе. Взял наугад одну, с рождественской елью, перевернул. На обороте были несколько строк, написанных явно женской рукой: «Милая Ирина! Поздравляю тебя с Рождеством! Будь всегда здорова и счастлива! Обнимаю крепко. Твоя подруга Ольга».

«Кстати, а что там с графологической экспертизой почерков? – вспомнил вдруг сыщик. – Не забыть бы спросить у Вишневского».

Дмитрий аккуратно поставил открытку на место, и одна из плиток шевельнулась под пальцами. Раствор рассохся? Митя поддел плитку ногтем, и она легко отошла, обнаружив за собой небольшое углубление. Тайник? Иринины «сокровища», найденные внутри, были завёрнуты в платок: серебряный рубль, моток золотистых шёлковых ниток, дешёвая брошка в виде розы и рисунок на листе бумаги. Последний сыщика заинтересовал больше всего. Остальные «драгоценности» были объяснимы, но зачем хранить простой карандашный набросок?

Митя вертел в руках рисунок, с которого улыбалась Ирина Витушкина. Обычная бумага небольшого формата. Никаких подписей и автографов. Благо экспертов у него теперь более чем достаточно. Кому бы показать находку?

– Рука у мастера набита, – с видом знатока заявила Соня, рассматривая набросок в Митином кабинете несколько часов спустя. – Видишь, какие стремительные и лаконичные линии?

Соня появилась в Убойном отделе внезапно – с обаятельной улыбкой и коробкой печенья. Рабочий график от этого визита сбился совершенно. Горбунов, как всегда, хлопотал у самовара, Вишневский придирчиво выбирал самый вкусный чай, а Соня без умолку рассказывала свои летние новости и подробности первых дней учёбы в университете. Ошалевший от почёсываний и поглаживаний Карась дремал у неё на коленях. Митя слушал и улыбался. День выдался хмурый и нервный. А неожиданное появление Загорской-младшей – энергичной, шумной, жизнерадостной – сделало его чуть лучше. Намного лучше, если быть честным.

Соня выглядела как настоящая курсистка – в строгом синем платье, подчеркивающем изящную фигуру. Митя отметил, что Соня стала выше, а в облике появилась какая-то плавность и грациозность. Но характер остался тот же – непосредственный и живой. Она заразительно смеялась над рассказом Семёна про «сержанта Карася» и стряхивала с этого самого Карася крошки печенья. Жалела, что на службе нет Михаила, и хвалила маму Вишневского за чудесный коврик для кота. Рассказала про полёт на биплане и про то, как непросто учиться на курсах журналистики.

Через полчаса Митя, напомнив сотрудникам, что рабочий день всё ещё в разгаре, пригласил напарницу в свой кабинет. Достойный повод есть – найденный рисунок. Соня, конечно, заинтересовалась и теперь объясняла сыщику, что думает по поводу находки.

– Я, конечно, не эксперт, и лучше бы показать набросок специалисту – тому же Ганеману, например. Кстати, я его встретила в университете, представляешь? Он там лекции иногда читает. Так вот. Про рисунок. Я бы сказала, что это быстрый набросок, с натуры. И, мне кажется, он сделан не в студии.

– Почему? Фона тут нет, и по освещению непонятно.

– Просто такое ощущение. Как будто модель шла по улице и художник поймал её настроение в моменте. Какой ужас, конечно. Такая красивая и неживая теперь. Это убийца нарисовал, да?

– Как неожиданно. Вот что значит взгляд со стороны. Если честно, я даже не думал, что автором может быть душегуб. Девушка почему-то хранила этот набросок, он был ей дорог.

– Я просто предположила. Хотя убийца, наверное, забрал бы рисунок. Это же улика.

– Он хранился в тайнике. Может, преступник просто его не нашёл.

– А нельзя с этого листа снять отпечатки пальцев? Ой! Я же в руках его держала! Всё перемешается теперь.

– К сожалению, не получится – бумага слишком шершавая. А насчёт авторства всё-таки оригинальная мысль. Техника рисования тебе никого не напоминает? Кого-нибудь из наших… знакомых?

– Вблизи я видела только работы Анисима. Это совсем не его стиль.

– Боюсь, Анисима придётся исключить из числа подозреваемых.

– Как же так?