Визионер

– Язвицкий, очевидно же. Он неблагонадёжен, опасен, неоднократно привлекался, имеет широкие знакомства в преступной среде. Ну и сам факт того, что последнего убийства не случилось, когда он находился в арестантской…

– А почему не Франк? Он в это же время был в больнице. Ну и как изобретательный и неглупый душегуб, он на эту роль подходит лучше, разве нет?

– Вам и вправду недостаёт сноровки, Дмитрий Александрович. Это придёт с годами. Видите ли, месье Франк, несомненно, нечист на руку, учитывая дело о фальшивых картинах. Но его тип личности преступника – корыстный, случившийся в силу неблагоприятного стечения личных обстоятельств. Визионер же есть типаж, совершающий умышленные насильственные преступления из-за аномалий поведенческого характера. Вы же не будете отрицать, что Язвицкий – сплошная ходячая аномалия? Его действия – антиобщественны. Именно поэтому я уверен, он и есть искомый душегуб.

– Простите, не силён в типологии, тем более новомодной. Как вы намерены доказать его вину? Прямых улик мы ни разу не находили.

– Будем, что называется, ловить на живца. Я усыпил его бдительность, выпустив на прошлой неделе. Пусть расслабится, почувствует себя в безопасности. Тут-то мы его и возьмём.

– То есть вы готовы рискнуть ещё одной барышней?

– До этого не дойдёт. Было непросто, но работу местной полиции я, как видите, наладил. И в этом расследовании всё под контролем, вам не о чем волноваться. Запишите, что помните из ваших бесед с Язвицким. Это будет не лишним. Ну и в итоговом отчёте я, разумеется, упомяну ваше участие в этом деле. Теперь не смею дольше вас задерживать. Поправляйтесь.

* * *

– А вот, говорят, Петрович, ночь сегодня была самая тёмная в году. В такую злые духи и всякая нечисть по улицам разгуливают…

– Ты больше бабских россказней слушай, Михалыч. Ночь как ночь. Тихо прошла. А ты ежели болтать будешь, а не мести́, Гор Горыч[63] явится и точно злым духом обернётся. Глянь, как подморозило-то. Кабы не расшиблись люди.

– Ты давай ломиком-то наледь разбей, а я сейчас песка принесу.

– Угу. – Дворник, которого звали Петрович, начал скалывать лёд на схватившейся за ночь луже возле входа в магазин.

И откуда в Москве лужи берутся? На окраине ещё, где брусчатки нет и сплошная грязь, можно понять. Но здесь, на Тверской, в самом центре? А ишь образуются как по колдовству.

Вернувшийся Михалыч поставил ящик с песком на землю, и оба дворника с помощью лопат споро раскидали его по тротуару.

– Ну вот, совсем другое дело. Теперь никто не грохнется.

В предрассветном сумраке и оранжевом свете уличных фонарей тёмная песчаная дорожка вдоль знаменитого магазина Елисеева заметно выделялась на фоне блестевших ото льда соседних участков. Дворники выглядели очень довольными проделанной работой.

– Ну что, теперь роллеты?

– Чтоб их поперёк! Всё нутро вынули уже.

– Да охолонись, Петрович. Надо просто их салом смазать, чтоб не скрипели так. Или ты хочешь всю ночь тут торчать, стёкла стеречь?

– Удумают тоже… Пошто такие огромные окна делать? Глазеют только все да грязными руками хватают. Хошь поглазеть – ступай внутрь и там щупай. А это ж не покупатели – шпана да голодранцы.

– Это, Петрович, реклама такая. Товар лицом. Чтоб все видели, какой изобильный сортимент.

– Всё одно – нам не по карману.

– Крути уже давай.

Дворники сняли навесные замки с обеих сторон железной роллеты и начали вращать ручки подъёмного механизма. С противным скрипом ставня поехала вверх, открывая витрину, за которой плавали в аквариумах снулые рыбины. Рядом на песке сидела восковая русалка с зелёными волосами, держа перед собой огромного камчатского краба.

– Ишь, рыб показывают, – снова заворчал Петрович. – И чего на них смотреть?

– Красивые, – отозвался Михалыч. – Нерка вон какая румяная. И вкусная, поди.

Смотрел Михалыч при этом на восковые русалочьи прелести, едва прикрытые клешнями.

Так, переговариваясь, дворники открыли ещё три витрины – с дичью, сырами и сладостями. Пятая далась тяжелее всего: на середине механизм заело. Но в итоге последняя роллета всё-таки уехала вверх, явив за собой летнюю беседку, увитую ненастоящей зеленью. Внутри, окружённая корзинами с яблоками, гранатами и тыквами, сидела барышня в голубом платье и жёлтой шляпке, с раскрытой книгой на коленях. Вид у барышни был слегка томный – как будто она только что перепробовала как минимум половину фруктов.

– Ну, всё, – удовлетворённо отметил Петрович. – Ты вечером сало не забудь. Не могу этот скрип больше слушать.

– Ага, – отозвался Михалыч, рассматривая барышню. – Кажись, не было её вчера.

– Ну, значит, Гор Горыч приказал поставить. Пойдём уже.

– Зина? – раздался вдруг сзади жуткий шёпот.

Дворники обернулись. За ними стоял огромный человек с лысым черепом, кривым носом и в жёлтом пальто. Глаза у мужчины были совершенно безумные.

– Святый боже! – вскрикнул Михалыч и суеверно сложил пальцы пирамидкой. – Нечисть явилась!

– Зина! – завыл сумасшедший и кинулся к витрине. – Зина!

– Бесами одержимый, – в ужасе прошептал Петрович и тоже сложил пальцы.