Визионер

«…выстрелом в грудь убита в своей квартире артистка Сорочинская, 28 лет. Убийца – полковник Евецкий, 47 лет – сам дошёл до швейцара и попросил вызвать полицию. За несколько дней до происшествия полковник снял жильё в близком соседстве к артистке…»

«…ремесленник Григорий Стрементарев, 34 лет. Вместе со своим знакомым Маркеловым купил в аптекарском магазине фунт одеколона, который и распил вместо водки, после чего оба заболели с признаками тяжёлого отравления. Маркелова удалось привести в сознание, а Стрементарев умер…»

«…на проезде Новинского бульвара задавлен насмерть мчавшимся автомобилем 13-летний мальчик Николай Веселов, проживающий в местности “Красные Горки”, за Пресненской заставой. Труп задавленного отправлен в часовню Пресненского полицейского дома. Автомобиль скрылся…»[65]

Привычная рутина. Ревнивые любовники, отравления денатуратом, пьяные драки с холодным оружием, смерть под колёсами автомобиля… Митя пометил себе опросить городских дворников и прислугу дома на Новинском бульваре, возле которого ночью насмерть сбили мальчика. Наверняка кто-то запомнил если не номер, то хотя бы цвет и модель. Автомобилей с каждым годом больше, и ездят они всё быстрей. Пора что-то с этим делать…

Митя погрузился в повседневные дела с головой, не давая себе ни одной свободной минуты, чтобы не возвращаться мыслями к делу Визионера. Дело завершено, и думать нечего. На днях начнутся предварительные закрытые слушания. Сам процесс, конечно, будет публичным. Журналисты уже в предвкушении, столичная пресса тоже обещалась быть. Полковник Жилкин при редких встречах выглядел крайне довольным. Ещё бы – первого серийного душегуба в Москве поймал. Не иначе надеется на большую звезду и звание генерал-майора после окончания суда.

Митя выбросил лишние мысли из головы и пододвинул к себе очередную папку, когда в дверях появилась голова сотрудника Афремова.

– Митя, тебя Ламарк вызывает.

– Иду.

Контрабас в кабинете начальника снова выглядел очень пыльным. Видимо, давно его не открывали. Ламарк жестом пригласил сыщика присесть и сам развалился в кресле, цепко глядя на Самарина из-под нахмуренных кустистых бровей.

– Не нравишься ты мне, Дмитрий, в последнее время.

– Что-то не так, Карл Иванович?

– Да всё так… Работу работаешь, но как-то без огонька, без энтузиазма.

Митя вздохнул.

– Ноябрь, Карл Иванович. Все как сомнамбулы ходят. Или у вас есть нарекания к конкретному делу?

– Любите вы, молодёжь, на календарь сетовать. Поживёшь с моё, когда каждая косточка на смену погоды ноет, тогда и будешь жаловаться, – беззлобно проворчал Ламарк. – Может, я рано тебя на службу после больницы вызвал?

– Вы правильно поступили. Служба – это то, что сейчас нужно. Она и вправду помогает.

– Помогает, а радости, как я посмотрю, не приносит. – Ламарк покосился на контрабас и снова уставился на Митю. – Ты в столице бывал когда-нибудь?

– Никак нет, Карл Иванович.

– Вот и славно. Съезди-ка туда, уважь начальство. Мне ценные документы отправить надо, такие, что почте не доверить. А ты свой. Погоды там сейчас, конечно, ещё дерьмовее, чем в Москве. Зато архитектура красивая. Heimatland[66] напоминает. Три дня тебе даю, плюс два на дорогу. Не скупись на билеты, сними хороший номер. Приказ я подписал, бумаги вот. – Ламарк пододвинул к Мите документы, и он удивлённо приподнял бровь, увидев сумму, выделенную на командировочные расходы.

– Карл Иванович, это так неожиданно. Спасибо за доверие. Я, конечно, отвезу что нужно.

– Вот и доставь. И сомнамбула своего, будь добр, оставь в Санкт-Петербурге. Мне сотрудники нужны живые и энергичные. И без того столичных кадавров хватает. Понял?

– Так точно, Карл Иванович.

Накануне отъезда Митя зашёл к Загорским попрощаться с Соней. Как-то само собой вышло, что теперь он навещал их дом пару раз в неделю. Историю с похищением Анна Петровна восприняла спокойнее, чем ожидалось. Может, потому что Франк во всём признался и до сих пор находился под арестом. А возможно, из-за того, что расследование по делу Визионера тоже считалось законченным, и теперь Митино общество не представляло для Загорской-младшей особой опасности. Анна Петровна держалась вполне благосклонно и спокойно отпускала дочь на прогулки и выставки. И даже мило беседовала во время совместных чаепитий.