– Осторожный, – усмехнулась тьма. – Так и быть, дам тебе небольшое преимущество. Но дальше сам…
Она проскользнула в ухо, и Митя услышал, как с шипением погасла искра на кончике фитиля.
Решение пришло быстро.
– Соня, милая! – Сыщик повысил голос до предела, чтобы он эхом разлетался по комнате и заглушал остальные звуки. – Спрячься, пожалуйста, и сиди тихо, как мышка, хорошо? Не двигайся, пока я тебя не позову!
Не переставая говорить, он спрятал револьвер в кобуру и закрыл за собой дверь, подперев её изнутри ножкой от стула.
– Орест Максимович, советую сдаться и прекратить уловки. Здание окружено, вам некуда бежать!
Тишина в ответ. Охотник, сразу ясно. Умеет быть бесшумным, задерживать дыхание и долго не шевелиться, поджидая добычу. Краем уха Митя уловил бешеный стук сердца вдалеке слева. Соня. Лишь бы хорошо спряталась.
– Последний раз предлагаю сдаться! Иначе вы не уйдёте отсюда живым!
Митя крикнул так, чтобы долетело и до Горбунова, если он ещё не ушёл. Вытащил из кармана коробок спичек, вытряхнул их в ладонь и пустил широким веером, рассыпая по полу. Ну что? Кто теперь охотник, а кто – добыча?
И встал, весь обратившись в слух.
Хрусть… Далеко, метров пять. Хрусть. Правее. Пошёл в обход стола. Хорошо, что не с Сониной стороны. Следующий хруст был почти неслышным. Видимо, Ганеман догадался ступать ещё мягче. Но Митя всё равно инстинктивно уловил траекторию. Три метра. Два. Один…
Движение он почти не услышал, а скорее почувствовал лёгкое шевеление тёплого воздуха. И замахнулся, впечатывая кулак туда, где предполагалось лицо. Почти. Удар смазанно прошёл по челюсти, и Ганеман тут же нанёс ответный – в живот. Митя согнулся и, не давая противнику времени для нового замаха, боднул головой в грудь, наваливаясь и увлекая вперёд. Оба, сцепившись, рухнули на стол, который тут же опрокинулся, и вниз со звоном посыпалось что-то стеклянное и железное.
Митя услышал, как противник скребёт по полу, а потом в бок воткнулось что-то холодное и острое. Митя ударил кулаком по руке Ганемана и заехал ему в пах коленом. Тот обмяк буквально на секунду, и Митя потянулся за револьвером. Убить эту тварь! Сейчас!
Орест вдруг извернулся и навалился на сыщика всем весом, сжимая руки на горле. Какой тяжёлый и сильный, зараза. Откуда в нём столько силы? Эх, ещё хотя бы месяц тренировок! Митя ворочался, без особого успеха работая ногами. Правая рука так и осталась за пазухой, прижатая к телу. Не вывернуться. Левой Митя попытался разжать захват на шее, но Ганеман держал крепко. Митя ткнул пальцами, надеясь попасть в глаза. Мимо.
Сознание начало понемногу уплывать. Чёрт! Сыщик зашарил рукой по доскам. Что-нибудь! Осколок, обломок, любая железка… Пальцы вдруг нащупали стеклянный цилиндр. Шприц! Полный! Что внутри? Ну точно не лекарство. Митя замахнулся и всадил шприц в шею Ганеману, нажимая на плунжер. Он давил, но хватка на шее всё не слабела, а противник даже не пытался Мите помешать. Да сколько в нём мощи-то?
И тут пальцы на шее наконец дрогнули и стали разжиматься. Митя отшвырнул полупустой шприц и с трудом спихнул с тебя обмякшее тяжёлое тело. Уснул? Или притворяется? Сыщик, кашляя, нащупал на полу спичку, зажёг о доску и поднёс огонь к лицу Ганемана. Отвернул веко. Зрачок не отреагировал.
Лампа нашлась неподалёку. Стекло разбилось, но керосин внутри ещё остался. Митя зажёг фитиль, встал, пошатываясь. Дыхание всё ещё было сдавленным, а левый бок горячо пульсировал. Дмитрий отвернул полу сюртука и увидел на рубашке расплывающееся красное пятно. Запахнул обратно. Потом.
– Соня! Ты где? Всё кончилось, можешь подать голос.
– Я тут… – донеслось очень тихо из дальнего угла.
– Я сейчас.
Он подхватил с пола стеклянный осколок и нашёл её у стены, между ящиками. Соня сидела, обхватив колени руками, и дрожала. Митя перерезал верёвки и бережно провёл пальцами по красным следам за запястьях.
– Он… мёртв? – шёпотом спросила Соня.
– В беспамятстве. Тебе больше не нужно его бояться.
– Ты был прав! А я… я… – Голос у Сони дрогнул, а глаза начали наливаться слезами.
– Ну что ты. Не плачь. Этот кошмар закончился. Иди сюда.
Митя уселся у стены и, подхватив Соню, усадил к себе на колени и крепко обнял.
– Всё, всё, успокойся…
Она всхлипывала, а он тихо шептал ей что-то, осторожно целуя лоб, виски, щёки, мокрые ресницы и чувствуя привкус соли… Губы у Сони тоже оказались чуть солёными и очень мягкими, и Митя уже не смог от них оторваться. Поцелуй длился и длился – сначала нежный и трепетный, а потом жаркий и исступлённый, сводящий с ума… Он остановился, лишь когда совсем перехватило дыхание, чувствуя, как лицо поглаживают тонкие девичьи пальцы.
Он прервался, посмотрел в затуманенные Сонины глаза и завёл ей за ухо непослушный рыжий локон:
– Я люблю тебя, Соня.
– И я тебя.
Она улыбнулась и положила голову ему на плечо, тихонько тронула губами шею и прошептала:
– Я бы всю жизнь так с тобой тут пробыла.
– Среди мусора и рядом с бесчувственным убийцей? – усмехнулся Митя.
– Не важно где. Лишь бы рядом. Обещай мне, что никогда меня больше не отпустишь.