Визионер

Митя в сопровождении стажёра Валерьянова подбежал к замёрзшему Горбунову, который по-прежнему караулил у небольшого флигеля.

– Так не выходил никто. Внутри он. Другого выхода нет, я проверил. Свет горит, тени какие-то шевелятся.

Сыщик сделал пару выстрелов в замок – и дверь открылась. Втроём они быстро обежали небольшой двухэтажный флигель в восемь комнат и встретились внизу.

– Нет никого! Что за мистика? И окна все закрыты…

Митя быстро окинул взглядом гостиную, в которой они собрались. Снова повсюду эти фотографии. Вентилятор, на который наброшен шифоновый платок. Понятно, откуда взялись двигающиеся тени. Куда же мог деться хозяин?

На одной из стен красовался портрет умершей хозяйки дома – в натуральную величину, в полный рост, в королевском одеянии. Митя прикоснулся пальцами к полотну и вдруг схватил со стола нож для писем и воткнул прямо в холст.

Валерьянов сдавленно охнул, а нож вошёл в пустоту по самую рукоять. Митя потянул за раму, и она легко отошла, открыв за собой тёмный проход. Сыщик щёлкнул тумблером фонаря.

– За мной!

Ход привёл в холодный подвал. А когда Митя нашёл выключатель и помещение залило ярким светом, Семён выругался во весь голос. Не иначе – копия прозекторской Глеба Шталя. Разве что без кафельных стен, но с тем же железным столом, на котором легко разместить человека. Зачем такой большой стол, если работаешь только с мелкими животными?

Почти готовые чучела в комнате тоже имелись. Отдельный ледник. Слишком вместительный для сусликов и белок. Обширный набор медикаментов, химических препаратов и колб. А ещё – пробковая доска с репродукциями из календаря. И пачка рисунков с набросками женских лиц. Их было гораздо больше дюжины. Неужели выбирал, какая «модель» подойдёт лучше?

В дальнем углу помещения обнаружилась неприметная дверь, которая таким же подземным ходом привела их наружу далеко на задворках флигеля. Вдаль уходили следы и обрывались у дороги. По бокам от отпечатков ботинок виднелись отметины узких колёс.

– Тележку катил, – резюмировал Горбунов.

– С тяжёлым грузом? – онемевшим голосом спросил Митя.

– Нет. Что-то лёгкое. Видишь, земля почти не продавлена, а она тут мягкая. Давно ушёл, припорошило уже.

Сыщик чувствовал, что его сейчас накроет паника. Куда этот безумец мог увезти Соню, если не к себе в «лабораторию»?

– Вот что, Фёдор. Беги, звони Вишневскому, пусть приезжает сюда с криминалистами и фотографом. Нужно всё запротоколировать. А мы, Семён, вернёмся обратно.

Они снова спустились в подвал, и Митя уселся на стул, уставившись на доску с репродукциями.

Думай, думай, Самарин. Времени совсем мало.

Мысль о том, что его вообще не осталось, Митя постарался затолкать как можно глубже.

«Он подстраховался, – размышлял Митя. – Понял, что здесь может быть небезопасно. Прихватил нужные вещи – для этого и нужна была тележка. Выкрал Соню и сразу из дома увёз её… Куда? Туда, где можно спокойно всё обставить. Училище? Вряд ли. Слишком людное место, а во дворе общежитие для студентов. И этим подвалом он пользовался не всегда. Машу Барышкину убил в гостинице, чтобы далеко не перетаскивать тело. Купчиху Сушкину – у неё же дома. Кружевницу Витушкину – прямо в мастерской. Удобно и меньше вероятности, что при перевозке тела кто-то обратит внимание. Значит, нужно помещение где-то рядом с местом “представления”. Но последняя репродукция – уличная. С другой стороны – это же Москва…»

– Церковь…

– Что церковь? – спросил Семён.

– На последней картине. Девушка идёт возле церкви. Что это за храм?

– Да Диос его разберёт… Их же десятки.

– И почти все белые, а этот красный. Я видел оригинал картины. Там забор ещё жёлтый.

– Красных что-то не упомню… Хотя на Пятницкой Клементовский корич…

– Не тот. Погоди. Помолчи.

Митя закрыл глаза и заслонил лицо ладонями, чтобы не мешал яркий свет.

И погрузился в далёкое детство.

Ему семь лет. Отец впервые привёз его в Москву. Они долго гуляли по городу. Отец показывал красивые места, угощал мороженым, и к четырём пополудни Митя порядком устал. Так, что уже не хотел ещё куда-то ехать, но они всё-таки поехали… Как же называлось это место? С тех пор он там ни разу не был. А храм… Храм был красный и стоял на берегу.