Поликарп глубоко вздохнул и тоже поднялся. Он с хрустом потянулся и тихо, болезненно застонал. Замолчав, он точно окаменел. Но недолгое время спустя он на что-то решился и вышел, не закрыв за собой двери, точно хотел проветрить помещение. Он вошел в сарай и остановился перед поленницей. Потом стал перебирать поленья, взвешивая их в руках и оглядывая со всех сторон. Много времени прошло, пока он выбрал две чурки и отложил их в сторону, взял топор и стал тесать их одну за другой. Было душно, он весь вспотел. Поликарп снял пиджак, расстегнул рубаху на груди и закатал рукава. Рукавом пиджака отер пот со лба и потянулся за пилой. Он отпилил от одной чурки около двух дециметров, потом взял обоюдоострый нож и работал с ним до тех пор, пока не обтесал свои чурки до толщины двух пальцев. Снова оглядел их со всех сторон, попробовал на прочность, пытаясь переломить через колено, и, когда они выдержали, с удовлетворением усмехнулся.
Наконец, взял рубанок и обстругал планки до блеска так, что ноготь скользил по поверхности. В них он сделал врезы, сложил, и крест был готов. Поликарп вздохнул. Полез в карман, достал сигарету и закурил. А потом стал молча рассматривать крест, сделавшись непривычно серьезным.
До этой минуты он работал торопливо. Теперь стал спокойнее. Маленьким ножиком он вырезал на горизонтальной перекладине креста имя бабки, год ее рождения и смерти. И под этим еще краткую фразу: «Спи спокойно».
Только теперь он взял крест на плечо и вышел из сарая. Он шел быстро, но не торопясь, и держался гордо, достойно. Перед самым кладбищем он встретил могильщика.
— Добрый день, — приветствовал он его.
— Добрый день, Карпо, — отвечал могильщик, — сработал уже? — И он кивнул на крест.
— Ну да!
— Земля еще не осела, — добавил могильщик.
— Знаю.
— Через неделю покосится.
— Ничего, — отвечал Поликарп, — приду тогда, поправлю.
— Да, ты прав, добрая была женщина, работящая…
Поликарп пошел между могил и остановился у совсем еще свежей. Он нагнулся, взял ком глины, растер ее в ладони, посмотрел, потом отбросил, широко размахнулся и воткнул крест в землю. Придавил, утоптал землю вокруг и тихо постоял рядом. А потом он повернулся и, ни разу не оглянувшись, отправился домой.
Вечера в одиночестве долгие.
Поликарп выкурил уже три сигареты одну за другой, а прошло всего полчаса. Хоть бы Якуб пришел, подумал он, и ему стало еще грустнее. Он вспомнил, как легко вошел белый крест в черную землю. Так же легко, подумал Поликарп, входит в землю и человек. Земля всасывает, втягивает в себя, заглатывает. Мерзка ненасытность земли. Еще грустнее Поликарпу от этих мыслей, но слез у него нет. Естественность всего этого процесса успокаивает его.
Тут кто-то постучал в окно. Поликарп вышел на порог.
— Кто это? — спрашивает он во тьме.
— Привидение, — говорит кто-то измененным голосом.
— Уходи, — говорит Поликарп громко.
Раздается смех, и из темноты показывается Якуб.
— Испугал я тебя? — спрашивает он.
— Нисколько!
— Ну, пойдем, запри и пойдем.
— Куда? — удивляется Поликарп.
— Да выпить, станет легче, — отвечает Якуб. — Скорей все позабудешь.
— Я вовсе и не хочу забывать, — говорит Поликарп, — однако идем.
Он закрывает дом, и они идут рядом. Корчма полна, дым заползает даже в пустые стаканы. От прилавка несет перекисшим вином, но они облокачиваются на него. Громкий говор заглушает мысли, и это, наверное, хорошо.
— Налейте нам, — говорит Поликарп, — по сто граммов.
Корчмарка наливает, пододвигает к ним рюмки и наклоняется к Поликарпу.
— Остался ты один, парень, — говорит она ему, — жена тебе требуется.
— Эх, да что там! — махнул рукой Поликарп, он чокнулся с Якубом и выпил залпом. — Правда ваша, — отвечает он корчмарке, — я одинок. Всех я похоронил, а меня некому будет… Еще по полной, — заказывает он, — и себе налейте!
— Совсем ты денег, парень, не бережешь, — машет на него хозяйка, но наливает три стаканчика. Пьют. Поликарп платит.
— Идем, Якуб, не то я тут взвою еще. — Поликарп хлопнул Якуба по плечу и вышел с ним в темноту.
Якуб его не удерживал.