Прошедшая ночь пошла ему на пользу: Олег Николаевич принял снотворное и ему удалось немного поспать. Я сказала, что обо мне можно не беспокоиться: 243-й автобус ходит исправно. Что до моих планов, то мне необходимо еще до отъезда переговорить с ним самим.
На самом деле я очень рассчитывала дождаться Орлова, но Бутковскому об этом не обмолвилась.
Барри тоже вежливо поздоровался со мной, но выглядел встревоженным и грустным. Он беспокойно глядел куда-то вдаль и тихо поскуливал.
— Тоскует по Антошке, — кивнул на него хозяин. — Даже выл утром, бедняга…
Завтрак, в отличие от ужина, прошел в более нормальной обстановке. Женщины тоже заметно успокоились и посвежели. Ни к чему не обязывающий разговор о погоде и политике создавал обманчивое впечатление полного благополучия. О деле, которое привело меня в Усть-Кушум, не было сказано ни полслова. Как будто в этой семье никогда и не было маленького мальчика!
А ведь о нем молчаливо напоминали многие предметы. Качели во дворе, трехколесный велосипед на веранде, роскошная игрушечная «Волга», огромный розовый плюшевый слоненок… Когда мой взгляд случайно останавливался на каком-нибудь из этих немых свидетелей, мне всякий раз становилось не по себе.
Никак не обсуждалось и вчерашнее судьбоносное решение главы семейства, о котором он мне сообщил за закрытыми дверями своего кабинета. Я так и не смогла понять, известно об этом Натали или нет.
После завтрака мы с Бутковским снова провели больше часа в кабинете. Разговор был неприятный, но неизбежный: разбирали кандидатуры возможных предателей общего «бутоновского» дела. Ох и намучилась же я с ним! Послушать генерального директора, так ни один из его соратников не годился на роль Иуды. Этого он «сто лет знает», тот — «прекрасный специалист и умница», а третий вообще «честнейший человек»… Признаться, меня начала уже утомлять подобная интеллигентщина — за двое-то суток!
После тщательного анализа мы ограничили круг «соискателей» шестью управленцами высшего звена. Только эти шестеро — исключая, разумеется, самого Бутковского — имели полный доступ ко всей информации по фирме, в том числе наиболее секретной. А имея такой доступ, совсем несложно было оценить и личные финансовые возможности держателя шестидесяти пяти процентов акций АО «Бутон». Таким образом, если даже Григорий Орлов и был виновен во всех смертных грехах, то уж этого, во всяком случае, на его совести не было: простой охранник-водитель — пусть даже с «экономическим уклоном» — никак не мог служить каналом утечки коммерческих тайн. Пустячок, как говорится, а приятно. Я занесла в свой мозговой «компьютер», помимо имен и фамилий, массу самых разнообразных данных и к концу нашей беседы располагала довольно подробным досье на каждого из шестерых управленцев. Должна отметить: «компьютер» Бутковского тоже имел неслабую память — во всяком случае, в отношении собственных сотрудников. А внутри шестерки я, пораскинув мозгами, присвоила первый номер сорокапятилетнему заместителю генерального директора по экономике Семену Яковлевичу Пфайферману. Почему именно ему? А черт его знает! Может быть, потому, что Семен Пфайферман был тем человеком, который три года назад очень осторожно, но настойчиво намекал генеральному на необходимость сближения с некой могущественной «структурой». (А ведь Бутковский никому из своих соратников даже не заикнулся о предложении мафиозного эмиссара, да и домашним не сказал ни слова по существу того визита). А может, потому, что у Семена Яковлевича, третьего по количеству акций держателя (после самого «генерала» и престарелого главбуха), были жена (как я уяснила, отменная стерва) и две взрослые дочери-погодки; стало быть, в деньгах он нуждался. Может быть, потому, что Бутковский был знаком с Пфайферманом двадцать лет (они долгое время работали вместе в одном «почтовом ящике»), и последний был, как никто другой из «бутоновцев», в курсе сильных черт своего теперешнего шефа и его слабостей, его привычек, привязанностей, наконец, его доходов и расходов тоже. Кстати, именно Пфайферману — в первую очередь — Олег Николаевич был обязан знакомством со своей Натали: не кто иной, как Семен, уговорил в тот памятный вечер Олега Николаевича посетить студенческий театрик, где блистала его будущая жена.
Может быть… А скорее всего — по совокупности всех этих показателей. И еще потому, что в таких случаях чутье редко меня подводит. Поскорей бы встретиться в этим Семой, посмотреть ему в глаза…
Олег Бутковский ни разу не назвал Пфайфермана своим другом. Наверное, для этого они были слишком разными людьми. Да и двенадцатилетний разрыв в возрасте имел какое-то значение. Но я поняла: долгое общение связало их настолько, что врозь им было уже скучно, хотя и вместе — частенько тесно… Именно Пфайферман был первым, кого Бутковский восемь лет назад пригласил в команду своего нового корабля, уходящего в опасное плавание по бурным волнам рынка. Тем более что, по утверждению шефа, экономистом Сема был первоклассным.