Читаем Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. полностью

И пока мы размышляем о требованиях, предъявляемых к пирам, эпилог напоминает, что всему хорошему рано или поздно приходит конец. Статуи – будь то огромные монументы на колоннах, или самостоятельные изваяния, или маленькие статуэтки, которые можно было взять в руки, – упоминаются в тексте не только в своем нетронутом состоянии. Авторы подробно описывают и оплакивают разрушенные статуи. Кажется, что описание классических руин, если не статуй, в XI веке стало чем-то вроде топоса, который в следующем столетии принял окончательную форму. Михаил Хониат, митрополит Афинский и брат Никиты Хониата, в своем известном тексте оплакивает упадок современных ему Афин. И хотя Михаил считает христианизацию Парфенона важнейшим событием в истории города, он искренне сожалеет об исчезновении античного прошлого, останки которого видит в немногочисленных руинах, сохранившихся до его времени. Есть предположение, что он мог заказать для себя визуальное изображение классических Афин – изображение, которое по множеству причин представляло бы большой интерес для историков искусства, если оно по-настоящему существовало[51]. Однако помимо Афин, имевших особое значение для византийских авторов, руины других античных городов тоже «пробуждали в них чувство утраченного мира» [Magdalino 1992: 144]. Можно вспомнить, например, Михаила Атталиата с его коротким, но выразительным описанием разрушенного греческого храма в Кизике, Анну Комнину и ее пеан, обращенный к руинам Филиппополя, и письмо Феодора II Ласкариса о руинах Пергама [Ibid.].

В эпилоге вкратце рассказывается об одном конкретном упоминании византийской статуи, случившемся через много лет после того, как исчезли самые выдающиеся образцы этого искусства. Почти двести лет спустя после 1204 года некий дипломат и друг тогдашнего императора написал письмо, восхвалявшее красоты Нового Рима по сравнению с его старшим братом (который он называет «Древним Римом»). И хотя Мануил Хрисолора (автор письма) описал красоту христианского Константинополя по памяти (поскольку на момент создания этого текста он находился на итальянском полуострове) и отказался писать о соборе Святой Софии, так как слова бессильны передать все величие этого храма, он все же упомянул статуи и колонны, некогда украшавшие Новый Рим, и сообщил, что некоторые из них еще уцелели. Большая часть его письма посвящена именно статуям, их мемориальной ценности, а иногда – и отсутствию таковой. Даже когда от изваяний остаются лишь обломки, растащенные по конюшням и яслям, даже если они погребены под землей, память о статуях и о городе, в котором они некогда стояли, сохраняется многие годы после окончания пира. Таково последнее проявление их могущества.

Глава вторая

Прорицание

Один из самых загадочных византийских рассказов связан с убийством, которое совершила статуя[52]. Двое чиновников по имени Феодор и Химерий решили «исследовать» (historesai) некие изображения (eikones). Они отправились в Кинегион, римский амфитеатр, расположенный в константинопольском акрополе. К VII веку он уже успел превратиться в развалины, и его использовали для проведения политических казней [Herrin 2013: 198]. Но, надо полагать, там же находились и изображения, к которым держали путь наши герои. Добравшись до Кинегиона, они обнаружили статую:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное