Вход в плен бесплатный

— В том человеке, которого вывели из машины, тебя узнать было невозможно. Худой, заросший, в обмотках. Фотографии твои имелись у каждого оперативника, но то, что увидели… Извини, конечно, но краше в гроб кладут…

Сдержанно улыбаюсь: меня как-то хотели оставить в могиле без гроба. И обещали прикопать, чтобы шакалы не растерзали тело…

— А самая большая мечта у нас с Геннадием была — освободив, надавать пиндюлей, чтобы не лез куда не надо. А увидели — и остыли…

— Ну что, полковник. Я тебя взял, я тебя и возвращаю, — подходит с вскинутым к плечу автоматом Непримиримый. — Авось когда-нибудь свидимся. Даст Аллах — не на войне. Сказать что-то хочешь?

Я поверил в освобождение почти сразу: наверное, потому что очень хотел в это поверить. И прошу уже как бы со стороны:

— Помоги Махмуду и Борису. В подвале очень сыро.

— Попробую, — обещает, но без гарантии, боевик.

Знать, сам не всегда волен делать то, что хочется. Ох, ребята, нет полной свободы в этом мире. И не будет. И пули ваши под красивые лозунги независимости и имя Аллаха не всегда были праведны. А уж деньги, полученные за страдания другого человека, не добавят вам ни счастья, ни благородства…

Непримиримый неожиданно протягивает руку. Ту, которая держала "красавчика" при моем пленении. Которая сжималась в кулак, чтобы больнее ударить. Которая, в принципе, и затолкала меня почти на четыре месяца в подземелье.

Демонстративно не заметить ее или все-таки пожать? Вокруг нас суматоха "стрелки", хлопают дверцы машин, отдаются команды, мельтешат люди. Через миг мы разъедемся в разные стороны, удерживая друг друга под прицелом. Интересно: а повернись фортуна и окажись я властителем судеб своих тюремщиков, что бы сделал?

Не знаю. Твердо убежден лишь в том, что никогда не посадил бы человека в яму. И не поднял бы оружия, чтобы расстрелять. Может, даже простил бы.

Прощу ли?

Рука Непримиримого все еще протянута. И это лучше, чем упертый в затылок ствол автомата.

Протягиваю свою в ответ. Как бы то ни было и что ни пришлось пережить, — за сдержавшего свое слово не пускать в расход без нужды Старшего. За Литератора, бросившего однажды в яму пакетик "Инвайта". За Хозяина, ни разу не поднявшего на нас руку и не повысившего голос. За Че Гевару. Чику, научившегося на войне не только держать в руках оружие, но и гитару. Крепыша, Боксера и даже Младшего Брата. Пусть они видели во мне лишь пленника и будущие деньги, — я в ответ сумел разглядеть в них и ту толику доброго, что еще заставляла меня думать о них как об ожесточившихся, но — людях.

Поэтому вместо проклятий и презрения — мое им прощение. Это тяжелее и пока дается через силу. Может, завтра пожалею об этом. Наверняка пожалею. Но Хозяин однажды радовался, что он чеченец, а не русский и не еврей. Зато испокон веков русские, как никто другой, умели прощать. Что намного благороднее других человеческих качеств. Поэтому я тоже горд и счастлив, что родился русским. Ничего не забываю, но прощаю.

Ради будущего.

Хотя нет, я не прав. Моя протянутая рука — это в первую очередь страх за Бориса с Махмудом и неловкость перед ними. За то, что я на свободе, а они… Вскину гордо подбородок я — что падет на их головы? Мы слишком долго были вместе и очень сильно зависим друг от друга. Даже если дадут одеяла и им станет чуточку теплее под землей, я готов на рукопожатие.

Протягиваю руку еще и потому, что все же сам окончательно еще не верю в освобождение. Мне никто ничего толком не объяснил, и эта встреча посреди дороги может оказаться лишь "стрелкой", демонстрацией, что я жив. А после нее — опять все в разные стороны на долгие недели новых переговоров. А я уже научен: охрану раздражать — себе дороже.

Поэтому фраза "ради будущего" — это ради моего личного будущего и будущего оставшихся в неволе соподземельников. Я еще даже не снимаю топорчащийся из-под костюма корсет: вот выброшу, а как потом стану греться, где возьму новый, когда снова попаду в яму? Не трогаю и обмоток, путающихся меж ног. И, наверное, все-таки прав Махмуд насчет моего хватательного рефлекса: если на происходящее смотрю с неверием, то на серый шерстяной свитер Расходчикова — с вожделением. Если нас все же станут развозить в разные стороны, надо будет успеть попросить у него одежду. А он в Москве возьмет мою…