Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Когда я ступила на последнюю ступеньку лестницы, ведущей в скромную гостиную, я была предельно аккуратна, чтобы не поскользнуться на ее влажном полу.

– Stai attenta! – Будь осторожна! – предупредила она. – Я слышала тебя наверху. Кофе уже почти готов. Присаживайся.

Я сделала, как мне было велено. Она проверила огонь под кофеваркой, вручила мне мою обычную кофейную чашку и сразу следом за ней – сахар. Это было привычное, планомерное и непринужденное действие, элементарная кухонная хореография, которую мы выполняли раньше бесчисленное количество раз. Я умостилась возле стола.

– Mamma. – Я рискнула назвать ее так, это казалось уместным в данный момент. – Вы знаете, как я отношусь к прощаниям. – Полагаю, я осмелела из-за первых лучей солнца, своих мыслей о Саро, дня рождения, грядущих гостей и невысказанного беспокойства о том, что следующего лета у нас может и не быть.

– Ты не обязана говорить мне это, у меня на сердце тяжело еще со вчерашнего дня. И следующие несколько дней мне тоже будет не очень хорошо, – вздохнула она, уменьшая огонь под стоявшей на плите туркой. Она присела рядом.

Она начала расспрашивать меня о моих планах на день, и я сказала ей, что схожу последний раз на кладбище. Она напомнила мне, чтобы я взвесила свой багаж и взяла с собой в дорогу лишь то, что необходимо. Добавила, что у нас по-прежнему шесть бутылок с томатным соусом, которые надо запаковать и положить в чемодан. Мы разговаривали о мелочах еще около десяти минут.

Затем мы посидели молча. Булькающий звук эспрессо, поднимающегося к верху кофеварки, нарушил тишину. Она налила нам обеим по порции эспрессо, а затем произнесла:

– За то, через что ты прошла, за те годы, которые ты провела возле Саро, ты заслуживаешь такого вознаграждения.

Она говорила с редкой, искренней чувственностью о моей жизни за пределами ее дома, вдали от моментов, проведенных за ее столом. Я выпила свой кофе и посмотрела наружу через входную дверь. Прошло около минуты, прежде чем я поняла все то многообразие вещей, о которых она говорила. Затем, не теряя больше ни секунды, я схватилась за ту ниточку, которую она протянула мне в нашем разговоре.

– Я пытаюсь идти вперед всеми способами, известными мне. Воспитывая Зоэлу как можно лучше. Я стараюсь построить новую жизнь, – сказала я, чувствуя себя внезапно выставленной напоказ, словно разрезанная пополам дыня. – Я надеюсь на жизнь, которая будет для нас обеих масштабной. И мне, и Зоэле это нужно. И в любом случае у меня впереди есть еще сорок с чем-то лет. Мне бы хотелось, чтобы они были наполнены радостью.

Она пожала плечами:

– Ma come no? – Почему нет? – Она собиралась сделать очередной глоток кофе, но ее чашка была пуста, поэтому она устремила взгляд сквозь кружевные занавески ручной работы, висевшие на входе, вытерла рот салфеткой и продолжила: – Двигаться вперед не значит кого-то забыть. – Она повернулась и посмотрела на меня. – Я не знаю, понятно ли я изъясняюсь.

Я поймала ее взгляд. И задумалась, говорит ли она о том, чтобы я открыла свою жизнь для другой любви.

– Да, мне кажется, я понимаю. Мое сердце никогда не забудет, пока я буду идти вперед по этой жизни.

Она кивнула в ответ. Воздух вокруг нас был полон невысказанных слов. Она говорила мне своим способом о том, что я была известна и любима. И о том, что куда бы меня ни занесла жизнь, есть любовь, которая незыблема.

Она подняла вверх свои очки и воспользовалась той же самой салфеткой, чтобы вытереть свои глаза. Затем подвинула выпечку, булочки с абрикосами, в моем направлении.

Я понимала, что мы достигли очередного рубежа как подруги, вдовы, матери.

– Давай теперь позвоним моей кузине в Петралию. Эта вонзит в меня свои зубы, чтобы я остро чувствовала свою вину, если ты лично не скажешь ей «до свидания». Подай мне телефон.

Через пятнадцать минут я была одета и стояла возле двери. Я оставила Зоэлу, все еще спящую, чтобы прогуляться по холмам еще один, последний, раз. Я решила отправиться в то место, куда мы однажды ходили с Саро и его отцом. Я спустилась вниз по Виа Грамши и свернула влево. Позади меня звенели овечьи колокольчики – пастух гнал свое стадо на выпас в долину под городом.

Я почувствовала ветер, дующий с моря, и посмотрела в распростершееся небо. В это мгновение я не могла представить себе подарка на день рождения лучше. Я не видела неба, такого как это, в Лос-Анджелесе. Там небо воспринималось так, словно оно было куполом над городом. И в большую часть дней я торопилась вдоль по урбанизированным улицам, не имея даже причины на то, чтобы взглянуть вверх или по сторонам.

На дальнем конце сужающегося склона было наше семейное тутовое дерево. Его окружали четыре грушевых дерева, на которых росли миниатюрные зеленые груши с густым ароматом. Туда я могла прийти, чтобы сбежать ото всех.

Тишина была обеспечена.