Я чувствовал замешательство Рафы. Мяч летал со скоростью молнии, но я отбивал его удары, в которых он как-то не привык сомневаться. Когда во втором сете я вел со счетом два – ноль, то почувствовал, что симпатии стадиона мало-помалу переходят ко мне. Многие зрители держались мнения, что мой рейтинг первой ракетки мира – статистическая аномалия, но здесь, на крупнейшей теннисной площадке мира, все наконец увидели: я – признанный чемпион. Второй сет я взял легко – шесть – один.
Очень редко в игре такого уровня в одиночном разряде теннисист способен отыграть два сета, но Надаль уже делал это раньше, и дважды – на Уимблдоне. Зрители были заинтригованы: упадет ли Нол снова? Разыграется ли его «астма», подведет ли физическая форма или внутренняя концентрация? Подача Надаля, которую мне пока удавалось отбивать, буквально зазвенела от возросшей скорости, его открытые удары стали точнее. Со счетом на подаче один – четыре я допустил двойную ошибку, и Надаль выиграл гейм и подачу. Полностью владея ситуацией, он с четырех подач закончил сет со счетом шесть – один в свою пользу. Я чувствовал, что симпатии зрителей снова вернулись к Надалю. Они болели за новичка, но Надаль решил показать, кто здесь настоящий чемпион.
В четвертом сете ситуация оставалась в пользу Рафы. Не заработав ни одного очка в первом гейме, я быстро остался ни с чем и во втором. Надаль гонял меня по корту, но я все равно брал его мячи, скользя, как на скейтборде. Я выиграл третий гейм, замедлив темп Надаля, затем взял следующий гейм и вел со счетом четыре – три. Именно тогда я вдруг начал понимать вероятный исход игры. Новый гейм тоже остался за мной, и при счете пять – три я начал подачу, от которой зависела победа на Уимблдоне.
Вот он, момент истины – цель стольких усилий совсем близко! Но Надаль не собирался уступать мне звание чемпиона. Он перехватил инициативу, вырвался вперед, и начался чудовищно длинный розыгрыш. Трибуны обезумели, когда мы снова и снова подталкивали друг друга к краю, пока Рафа не влепил мяч в сетку. Но тут же очередным брутальным открытым смешем восстановил ничью: тридцать – тридцать.
Какое-то время можно было соперничать вот так, на равных, но что-то подсказывало мне, что нужно убирать игру с задней линии и дать Рафе понять – близится неизбежное. Я подал мяч, а затем удивил Надаля, подбежав к сетке – подача с выходом к сетке! – и отбил его ответный мяч диагональным ударом навылет. Он этого не ожидал.
И уж никак не ожидал Надаль борьбы за первенство с Джоковичем. Я подал, мы обменялись ответными ударами. И после этого свершилось: Надаль выбрал бэкхенд вдоль линии, и не успел еще мяч отлететь от его ракетки, а я уже знал – будет перелет.
Я упал спиной на траву и, едва коснувшись корта, вновь стал шестилетним мальчишкой. Но на этот раз мой приз не был пластмассовым. Теперь он был настоящим.
За двадцать четыре часа сбылись две мои давние мечты: выиграть Уимблдон и получить звание первой ракетки мира.
Неплохо поработал, да. Однако это было бы невозможно, не узнай я, как правильно питаться.
Глава 3
Как объективный подход позволил изменить мой организм
Выйти на новый уровень, отказавшись от «правильного» способа делать дела
– Вот тест, который поможет нам понять, есть ли у твоего организма повышенная чувствительность на ту или иную пищу, – сказал мне доктор Четоевич.
Мы находились не в больнице, не в лаборатории, не в кабинете врача, кровь у меня не брали, не было сканеров и устрашающих медицинских приборов. Все происходило в июле 2010 года на теннисном турнире в Хорватии. Доктор Четоевич объяснял мне, почему, по его мнению, я столько раз терпел неудачи и как можно изменить рацион, организм и жизнь к лучшему. Затем он заставил меня сделать нечто очень странное.
Мне надо было положить левую руку на живот, а правую вытянуть в сторону.
– Я хочу, чтобы ты сопротивлялся нажиму, – сказал он, надавив на вытянутую руку. – Вот так себя чувствует твой организм, – сказал он.
Затем он дал мне ломоть хлеба. Мне что, его съесть?
– Нет, – засмеялся Четоевич. – Прижми его к животу, а правую руку снова вытяни.
Он еще раз надавил на вытянутую руку, пояснив, что этот предварительный тест покажет, есть ли у меня повышенная чувствительность к глютену – белку, содержащемуся в пшенице, овсе, ржи и других хлебных злаках.
Эксперимент показался мне бессмыслицей.
Однако я ощутил заметную разницу. Когда я прижимал к животу хлеб, правая рука с большим усилием выдерживала давление Четоевича. Я действительно стал слабее![2]
– Это сигнал, что твой организм отвергает содержащуюся в хлебе пшеницу, – сказал Четоевич.
Я никогда не слышал термина «непереносимость глютена», но только что сделал первые шаги к открытию, какую огромную роль еда играет в моей жизни, как сильно тормозит меня традиционный рацион, основанный на пшенице, и насколько могут возрасти мои силы.