Вкус предательства [СИ]

— Прости, что испортила праздник. — неловко пожимает плечами.

Тянусь рукой, чтобы поправить выбившуюся прядку у лица. И отрицаю, убирая локон за ее ухо.

— Ты ничего не испортила, Ника. Испортил я…всю нашу жизнь. — горечь лютая.

Я. Сломал. До основания. Безвозвратно.

— У тебя замечательная дочь, Артур… — говорит она с теплой улыбкой: — Не уходи в себя после этого разговора.

Усмехаюсь, а самому, блядь, хочется орать на всю округу.

Как душевнобольному биться в конвульсиях гребанной боли, которую невозможно терпеть.

Я убил своего ребенка…и воспитал не своего.

И пусть это пока не доказано, но интуиция после того конверта прямо кричит, срывая голос, что она права.

— Мне пора…

Говорит, а я на автомате киваю. Сдерживаться крайне сложно, и сейчас вероятно мне нужно остаться одному. Потому что, черт возьми, это адская боль.

Она встает и не оборачиваясь уходит.

А я рычу от тех эмоций, что беспощадно бьют, и по мере того, как ее силуэт исчезает в темноте истошно ору в воздух, поднимая глаза к небу.

Я не заслуживаю и доли радости в этой жизни.

И как бы мне не хотелось, она была права, я ничего не исправлю. Принять это крайне тяжело, можно сказать, невозможно. Но единственное, что я могу для нее сделать, единственное, что будет правильным — оставить ее в покое.

Оставить ее где-то далеко.

Как некую прекрасную мечту, луч света в той темнице, которую я сам себе построил.

Существовать, наблюдая издалека, как она станет счастливой. Как она добивается успеха в карьере, как выйдет замуж за хорошего мужчину, как родит ему детей. Стоять в стороне и радоваться тому, что она справилась.

Встаю с бетона, абсолютно не чувствуя ничего. На ватных ногах двигаюсь к машине, чтобы вернуться домой.

Домой…горькая усмешка слетает с губ.

Нет у меня дома, только долбанная имитация.

Все — сплошная имитация, с ложью и обманом со всех сторон.

Сажусь, заводя машину, и чувствую как выходит наружу волна ярости. В припадке хреначу по рулю.

Я убью их всех. Убью. Каждого, мать его.

Найду даже тех, кто, сука, монтировал чертовы видео.

Линчую, лишу всего каждую мразь.

Методично и плавно устрою ад на земле.

А потом, и сам остановлюсь на этом моменте.

Не замечаю, как в коконе удрученных мыслей останавливаюсь у высотки. Машинально смотрю в единственное окно, где тускло горит свет.

Надеюсь, что тебе полегчает когда-нибудь, Красивая.

А я сделаю все возможное, чтобы так и произошло.

Сейчас идея с ее карьерой кажется лишь малой, самой малой частью того, что я могу сделать. Исключительно ускорю процесс ее популярности, и не более. Остальное, эта девочка сделает сама.

Не перестану восхищаться ею.

Даже когда по-идиотски ненавидел, на задворках своего мутного сознания восхищался, стараясь заглушить это все обидой и абсурдной яростью.

Вхожу в квартиру, стараясь сделать это как можно тише.

В гостиной горит свет, полагаю, меня даже ждут.

— Артур?! — выходит в холл.

Не удостаивая даже взгляда эту женщину двигаюсь к гардеробной. Вряд ли я сейчас вменяем, поэтому стоит пресечь эти ее “любимые разговоры”.

— Я не хочу говорить. — рыкаю волком.

Но ожидаемо женщина не понимает.

— Ты хоть понимаешь, каково мне пришлось когда ты исчез?!

Это вызывает какой-то сумасшедший смех.

— Мне плевать.

Она, шокированная, смотрит, но очевидно все таки видит мое состояние.

— Артур. Я понимаю, у нас сейчас есть…некие трудности…. — заминается, а я вздергиваю бровь на то, как она облачила все происходящее в слова.

Некие трудности.

— Серьезно?! — подхожу ближе с дымящейся яростью, что раскурочивает изнутри вперемешку с кипящей болью.

— Артур. Ты меня пугаешь…

Возможно я и веду себя как больной ублюдок, но, она то из тех, кто судя по всему причастен.

— Мне интересно ты до последнего будешь отрицать свое участие?!

Она вздыхает.

— Я тебе уже говорила, я не знала о делах Абрамова! — нервничает, а я снова смеюсь.

— Я уже предупредил тебя, Катерина. — чеканю металлом, вставая ближе и возвышаясь над ней: — Если есть что сказать, то я в ожидании. Если нет, то твоя спальня дальше по коридору.

Она тянет руку, чтобы дотронуться до щеки. Но я останавливаю, не позволяя.

— Мы все еще муж и жена, Артур. Мы всю жизнь как соседи. Сколько можно?! Беды должны нас сплотить, я просто хочу поддержать тебя… — скулит, делая из себя невинную овечку.

— Осталось не долго.

Она хватает воздух ртом.

— Это все из-за нее! — взрывается вдруг, а меня срывает.

Пальцем тычу в нее и чувствую, как глаза наливаются кровью.

— Не смей! Даже говорить о Веронике не смей, слышишь?! Иначе, я за себя не ручаюсь! Не посмотрю, что ты женщина, и на беду, мать Мии! — в глазах испуг, но меня это даже не останавливает: — Имей в виду, мое терпение на исходе, поэтому в твоих же интересах до развода не попадаться мне на глаза!

— Артур… но я ведь люблю тебя. — слезы наворачиваются на ее глаза, а мне снова смешно.

— Ты прекрасно знаешь условия нашего брака. Было глупо даже допустить мысль, что с моей стороны хоть что-то изменится. — говорю очевидное, но боюсь, что она до сих пор не понимает.

— Ты никогда меня ни во что не ставил… — говорит, смахивая слезы.

— И, по-твоему, для этого нет причин?!