Ему было хорошо. Ему было так хорошо и покойно рядом с этой милой девушкой, что хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось — ее присутствие, ее прикосновение. Даже на какое-то время удалось забыть, что он убогий, что он больной урод, преступник.
Вспомнилось уже на улице, когда Саша запросилась к нему в гости.
— Понимаешь, я живу с той самой подругой, которая заболела. Мы снимаем квартиру на двоих. Однокомнатную, — затараторила Саша, повиснув на его локте. — А к ней сегодня парень приехал. Пока я была в кино, он решил ее навестить. Ну и просили меня раньше двенадцати не возвращаться. Ты понимаешь, о чем я?
Еще бы! Еще бы ему не понимать. Он все это понимать начал слишком рано. Еще десяти лет не было, когда он все это начал понимать. Саше и не снились его университеты. И слава богу!
— Может, поедем к тебе? Время скоротаем. Ты не подумай, я ничего такого. Никаких намеков. Ты кажешься мне вполне нормальным парнем. С любым другим я бы ни за что не осмелилась. Ты понимаешь, о чем я?
— Да. — Его губы снова будто склеились.
— Просто по улице бродить холодно. — Она повыше подняла воротник короткого плащика. — А идти куда-то кофе пить… У меня с деньгами, если честно, не очень. Да и у тебя, думаю, не лучше. Зарплату нам сообща задерживают. Я за простоту, Сереж. За откровенность, понимаешь? Мы же коллеги. Сидим неделями, месяцами бок о бок. Практически родственники. Так что? Едем к тебе, коротать вечерок?
Он все никак не мог решиться. Он не знал, что делать.
Нет, в доме у него было чисто. Почти стерильно чисто. Не было ничего, что бы намекало на его страшный недуг. Никаких гадких фото по стенам. Никаких журналов или видео. Он старательно зачищал дом от всяческой мерзости. Был болен только на улице. Только на людях.
Но Саша в его доме…
Это под запретом! Потому что это соблазн, черт побери! Он не может, он не должен.
— Так что, едем? Пироженок купим по дороге. Я знаю, где продаются всегда свежие и очень вкусные. Ты любишь пирожные, Сережка? — И она раскатисто засмеялась, ткнув его в бок локотком.
Любит ли он пирожные? А он и не знает. Давно не пробовал. Он вообще не мог сказать, что он любит из еды. Что-то ест, почти не чувствуя вкуса. Просто избавляется от сосущего ощущения в желудке. А удовольствия он не получает. Удовольствия от еды.
Он шел за ней как на привязи. Сначала в какой-то огромный магазин, где невероятно пахло ванилью и свежеиспеченным тестом. Потом подставлял руки, когда она грузила его коробками с пирожными и прочим десертом. Затем на стоянку такси. Подчинялся безропотно, до тех пор, пока они не очутились у его подъезда.
— Идем, чего ты? — Саша снова поежилась. — На улице холодно, Сережа.
— Саша, погоди. — Он встал как вкопанный. Опустил глаза вниз. — Мне надо тебе кое-что сказать.
— Что? У тебя дома жена и трое детей? — притворно ахнула девушка и снова расхохоталась.
— Нет у меня жены. И детей нет. И никого вообще нет. Даже мать от меня отказалась.
Повисла пауза. Саша затихла. Только носок ее туфельки чертил невидимые линии на асфальте.
— Мать? Отказалась? — проговорила она негромко. — Почему?
— Я… Я на самом деле очень нехороший человек. Я… — Он покрутил про себя слова, которые недавно слышал по телику и которые, на его взгляд, очень к нему подходили. — Я социально опасный человек.
— Ты? Социально опасный? — Она ткнула ему пальчиком в грудь и фыркнула. — Тот самый Сережка Агеев, с которым я проработала бок о бок больше года, который вступился за меня? Защитил от этой жирной сволочи — опасен? Социально опасен? Ты издеваешься, Агеев?
— Нет. Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Он вдруг тоже почувствовал, что продрог до костей. И захотелось войти в теплый подъезд. И подняться уже на свой этаж и войти в теплую квартиру. У него всегда в доме было тепло. Он за этим строго следил. Потому что он ненавидел холод. А его болезнь часто заставляла его мерзнуть. На улице. На морозе. Под дождем и ветром.
— Слушай, Сережа, ответь мне всего на один вопрос. От твоего ответа будет зависеть, зайду я в твой дом или нет. — Она вдруг сделалась очень серьезной, даже чуть испуганной. — Только честно ответь, хорошо?
— Да. Отвечу.
Он понял, что готов. Готов открыться.
— Ты кого-то убил?
— Что?! — Пластиковая коробка с невозможно громоздким десертом хрустнула в его руках. — Убил?! Да ты что, Саша! Нет, конечно же! Как ты могла подумать? Я никого никогда не убивал.
Ему стало сразу легче дышать, и он даже слегка улыбнулся. Надо же, что она подумала!
— Тогда идем, — и она потащила его за рукав куртки в подъезд.
Они поднялись в лифте, почти не глядя друг на друга. Остановились перед его дверью. Он растерялся. Руки заняты. Ключи в сумке.
— Давай я? — предложила Саша.
И, не дожидаясь ответа, полезла в его сумку за ключами. Открыла замки его квартирки, совершенно не запутавшись с двумя ключами. Толкнула дверь. Осмотрела черный прямоугольник дверной ниши. Проговорила задумчиво:
— Прежде чем я войду, я скажу.
— Говори. — Он снова испугался. Коробки в его руках снова захрустели.