Вкус запретного плода

Он вдруг вспомнил недавний страшный случай, после которого не мог есть и спать неделю, и его затошнило. Он закрыл глаза и принялся глубоко дышать ртом.

— Смотри не кончи, дебил, — вдруг раздалось справа.

Сережа приоткрыл глаза. Жирная туша Глеба возвышалась во весь рост. В самом центре его огромного живота расстегнулась пуговица. Торчала синюшно-белая кожа с редкой порослью рыжих волос. Ремня от брюк вообще не было видно, он утонул в складках жира.

Сережу снова затошнило.

— Что зыришь, урод? — прошипел Глеб, его большая, рыжекудрая голова свесилась через прозрачную перегородку, глаза смотрели с ненавистью. — С куколкой в кино собрался?

— Тебе что? — еле разлепил пересохшие губы Сергей, старательно уводя взгляд от мерзкой туши. — Это мое дело. Наше с ней дело.

— Ах, ваше с ней! — верхний ряд крупных зубов Глеба впился в нижнюю губу. Он будто старательно сдерживал смех. — Ну-ну… Ваше с ней, стало быть… Ну-ну…

Сергей свернул изображение на мониторе. Он делал задание, которое не следовало показывать коллегам. Об этом его предупредили в кабинете начальника отдела. Кто знает, чего Глеб повис на перегородке? Может, внимание Саши не к нему именно его закусило, а может, он шпионит на каких-нибудь конкурентов. Лучше подстраховаться.

— Чего ты там прячешь, извращенец? — тихо прошипел Глеб, тыча пальцем в потухший монитор. — Думаешь, я не знаю, кто прислал мне эти картинки?

Сережа промолчал. Он был озадачен. Глеб не мог его вычислить. Он отправлял ему письмо вообще с левого компа. Не со своего. Даже если бы и удалось установить хозяина адреса, это Глебу ничего не дало бы. Как тогда? Или просто на испуг его берет?

— Не понимаю, о чем ты. — Он поднял на Глеба взгляд, наконец-то смог. — Что за картинки? Покажешь?

— Сволочь, — прошипел Глеб после затяжной паузы. — Не прощу тебе никогда! Никогда не прощу!

— Не понимаю, о чем ты, Глеб.

Сережа был озадачен еще сильнее. Неужели тот случайный малый, с компа которого он отправил фото, вспомнил его? Неужели смог описать его? Да нет, вряд ли. Глеб блефует.

— Поймешь, Сереженька, очень скоро поймешь, с кем связался, — пообещал коллега.

Его живот отлепился от прозрачной перегородки. Пальцы прошлись по пуговицам. Нашли расстегнутую. Попытались застегнуть. Не вышло. Рубашка была тесна. Глеб сделал два тяжелых шага назад. Нащупал руками рабочее кресло. Упал в него. И снова нацелил на Сережу палец. И шевельнул губами. Видимо, снова угрожал. А потом с гадкой улыбкой отвернулся и зашустрил по клавиатуре.

Сергей отвернулся со вздохом. Подвигал мышкой. Монитор снова засветился. Появилась таблица, которую ему велено было сдать к концу недели. И вместе с ней появилось оповещение, что на почту пришло сообщение.

Сережа тут же открыл. И остолбенел.

Нет, не так. Он умер в ту же минуту, в ту же секунду.

На почте не было текста. Там было фото. Фото его самого. Возле общежития студенческого городка, где недавно кое-что случилось и где ему лично совершенно нечего было делать. Он давно закончил это учебное заведение. А он там был, был, был! И кто-то его сфотографировал в тот момент, когда он…

Он посмотрел адрес отправителя. Он был зашифрован, но сомневаться не приходилось, это Глеб. Его жирная морда светилась довольной ухмылкой, и он без конца делал ему знаки растопыренными пальцами, намекая на то, что наблюдает за ним.

Интересно, это все фото или есть еще? Или он каждый день станет присылать ему на почту что-то новенькое?

Эх, неспроста ему слежка чудилась. Неспроста. Видимо, Глеб вычислил его и решил отомстить. Но если он пойдет дальше, не удовлетворится только рассылкой одних фотографий, то ему — Сергею Агееву — конец!

До конца рабочего дня он еле высидел. Саша несколько раз пыталась с ним заговорить, он отмалчивался или извинялся, ссылаясь на занятость. Как только прозвенел звонок, знаменовавший финал рабочего дня, он схватил сумку, куртку с вешалки, шагнул из своего прозрачного квадрата и едва не наступил на девушку.

— Идем?

В одной ее руке было два билета, в другой она держала сумочку. Укороченный плащик, узкие брючки, туфельки на шпильках. Милая стрижка, открытое лицо, прекрасные глаза. Господи, в ней было столько чистоты и непорочности, что он не смог сказать ей «нет».

Один раз. Только один раз он сходит с ней в кино. И все. Больше никакого продолжения. Он не может, потому что он больной урод. Потому что он запятнан. Он преступник!

Они вышли на улицу. Поймали такси. Сели сзади и о чем-то проговорили всю дорогу. Он не понимал, о чем они говорят. Просто поддерживал ее разговор, ловил ее слова и отвечал. Это было, как играть в пинг-понг. Забавно и не обременительно и тут же забывалось. Потом был фильм, который он не видел, потому что Саше приспичило все полтора часа продержать его за руку. Он не сумел одернуть свою руку, когда она до него дотронулась. И полтора часа боролся с собой, чтобы не застонать.