Вкус жизни

Шумели над головой березы, ярко светило солнце, а я не понимала, как всему этому можно радоваться. Мне казалась бессмысленной суета людей, их улыбки странно не вязались с новым для меня, еще полностью не осознаваемым, тусклым, жутким миром, наполненным нестерпимо гложущим меня изнутри страхом и отчаянием. Я не винила людей, не осуждала. Я думала: «Им повезло…»

В душе было полное отторжение, нежелание воспринимать реальную беду и одновременно нескончаемые слезы, бессилие, невозможность справиться с обрушившимся на меня несчастьем, перечеркивающим все надежды на будущее, растерянность и обида на судьбу-злодейку. Кольцо страшных мыслей зажало до такой степени, что не позволяло нормально думать. Путались события дней, недель, фамилии… сочувственные взгляды сводили с ума, мир померк. Внешне я была невозмутима. Но это было спокойствие изнеможения. Раньше я считала, что в случае болезни меня должно охватить безумное желание остановить первого же знакомого и все ему рассказать. А вышел ступор. Видно, не тот уровень заболевания. Не грипп.

Полная безысходность превратила меня в неполноценного человека, которого куда-то ведут, зачем-то зовут. Я не запоминала, где я, что делаю. Как автомат, следовала за аспирантом, взявшим мою судьбу в свои руки. Была Москва, научно-исследовательский институт, длинные светлые коридоры, внимательные люди, требующие срочной операции. Было неверие молодого врача в нашу с ним встречу в ближайшем будущем. Он не улыбался лживой, обнадеживающей улыбкой, он констатировал факт… И это вызвало вспышку мощного желания выжить, доказать обратное… Много чего было… и еще возвращение домой. Где, куда, зачем ходила, ездила – все это проплывало мимо сознания...

Перед глазами возникало лицо бабушки. Она молила об уколе, который помог бы ей мгновенно избавиться от страданий. Полтора года жутко кричала от боли. Морфий не помогал… Стала часто вспоминать детство. К чему бы это? У меня нет будущего? Зачем тешить себя слабой надеждой? Пузырек яда – и все проблемы сразу закончатся… Расписаться в своем бессилии? Это воспринималось мной как поражение, как стремление довольствоваться много меньшим, чем я могу… Это скорбное оцепенение у меня под влиянием оставшихся на всю жизнь горьких юношеских впечатлений смерти самого любимого человека? Но у бабушки не было и одного процента надежды на спасение, а у меня целых двадцать. Стоит ли делать попытку самой распорядиться своей жизнью? «Не лучше ли свалить ответственность на Всевышнего, ему сверху виднее», – вяло иронизировала я над собой…

Рассказ Лены вдруг пересекся в памяти Леры с воспоминаниями Инны о своей такой же болезни.

– …На консилиуме неловко переминалась с ноги на ногу, машинально теребя дужки очков, и с трудом воспринимала слова докторов. Заторможенно и неуверенно ставила негнущиеся руки на талию, не могла унять ходуном ходившие колени. И когда молодой, высокий, крепкого сложения, спокойный и уверенный доктор сказал: «У вас обычный случай без аномалий», я почему-то сразу поверила ему. Во мне окрепла уверенность, что выживу. К чему скоропалительные выводы? Не все так безнадежно… «Нет, я не умру, не доставлю тебе такого удовольствия. Такая перспектива меня не вдохновляет. Не загубишь ты меня. Не допущу. Буду держать осаду», – с обжигающей злостью думала я о муже.

В больницу я должна была явиться в полдень. В силу своего беспокойного характера я, как всегда, стремясь к надежности, хотела поехать на автобусе с запасом времени хотя бы в полчаса. Но муж даже в такой ситуации не мог не проявить своего упрямства. Он тянул время и не торопился вызывать такси. Я нервничала, а он вырывал из моих рук телефон, утверждая, что у него все под контролем. У меня не было сил с ним спорить, а мои слезы на него не действовали. Он, как всегда, стремился любыми путями настоять на своем. Когда он все-таки позвонил, ему ответили, чтобы ждали машину в течение часа. Потом мы немного постояли в пробке. А в завершение поездки нам еще пришлось объезжать улицы, где проходил ремонт трассы. В общем, опоздали мы на прием.

Доктор жестко и презрительно, с трудом сдерживая ярость, сказал: «Я уже положил на ваше место другую больную. Вы думаете, что если о вас звонили из администрации города, то это дает вам право не уважать доктора?» Я униженно, со слезами лепетала: «Простите, шоферу пришлось делать крюк, он не знал о ремонте дороги». «Я ничего не могу поделать. вам придется подождать, когда освободится койка», – резко ответил доктор и скрылся в отделении.

В обиде и изнеможении я обессиленно бросила мужу в лицо: «Из грязи в князи. Есть образование, есть деньги, но нет в тебе доброты, такта, уважения и уважительности. Чего ты добился упрямством? Выставил себя хамом, меня опозорил…»