– Самым сложным для него было материальное воплощение идей. Но он сам вел свою игру, ни под кого не ложился, в чужие тарелки не заглядывал, на себя одеяло не тянул, потому что умел видеть всю ситуацию в целом и в различных плоскостях. Слушал мэтров, не забывал об уважительном отношении к старикам, но спорил с ними, потому что вместо того чтобы помогать нести новые идеи в жизнь, они поначалу противоборствовали, отдавая предпочтение тем, кто старше и опытнее. Не любил Антон ходить по чужим стопам, ему всегда было интересно делать то, что еще не делал никто. Был в нем хороший кураж, даже спортивный азарт – сумею, сделаю! «Если работа интересна, на нее ни усилий, ни душевных затрат не считаешь», – утверждал он. В его таланте нет жертвенности и обреченности. Он ему в радость.
По причине ершистости не сразу был обласкан руководством. Поначалу получал всякое: и добрые слова, и хулу, случались жуткие административные нагоняи, отстранения от дел. Но он, набивая шишки, учился. Все имеют право на неудачи. Судьба каждому из нас дает шанс. Другое дело, чтобы этот шанс суметь увидеть и использовать. Он смог вырвать у судьбы то, что считал своим по праву, – безоговорочный успех.
Антон органично влился в коллектив – пришелся ко двору – с головой ушел в работу, вкалывал с упорством заговоренного. Тему он выбрал, надо сказать, не из легких, к тому же она была вредной для здоровья и опасной. Ты же помнишь полное отсутствие техники безопасности в те года. Успех не всегда является неотъемлемым атрибутом таланта, но у него все спорилось, все получалось: и эксперимент пошел с первого раза, и расчет под ноль, почти без погрешностей. Шеф не мог им нахвалиться. И, что самое важное, у него часто рождались идеи, не мотивированные спросом. Значимость их бесспорна. Надо отдать должное степени его прозорливости как ученого. Профессионал! Такая творческая амплитуда редко кому свойственна. И все потому, что сколько работает, столько и зреет в нем специалист. Школа у него была отменная. Ты же помнишь наших педагогов?
– Педагоги были одни, да судьбы у всех нас разные, – сказала Жанна с некоторой долей грусти.
– А сколько он в меня влил информации! Не счесть его полезных советов. С его подачи я попала в секретную лабораторию. Там царила атмосфера свободы и творчества.
Рита вдохновенно посвящала Жанну в подробности карьеры своего начальника.
– Я никогда ни в малейшей степени не сомневалась в Антоне. Представляю степень удовольствия общения с ним и завидую тебе, – восхищенно сказала Жанна.
Прослышав, кем интересуется Жанна, Инна достаточно громко, чтобы услышала Лена, обратилась к Рите через стол:
– Мощная увертюра! Красивая версия. Какие дифирамбы! Какая осведомленность! Мол, знай наших. Как не позавидовать! Рита, Антон возглавил пантеон твоих личных божеств? Это устоявшийся образ Антона, его каноническое жизнеописание или апокриф? Ах, в его характере такое разнообразие черт! Разбухаешь от собственной гордости за сокурсника? «Он трижды гениален!..» Его впору объявить идеалом, национальным достоянием! Куришь ему фимиам? Что подвигло тебя на подобные высказывания? По-дружески льстишь захваленному Антону или намеренно создаешь ему ореол невнятной помпезности, сравнивая его с великими умами? Может быть, просто с нежностью вспоминаешь друга студенческой молодости? – подозрительно осведомилась она.
– Откуда такие «познания»? – сдержанно-насмешливо спросила Рита.
– Земля слухами полнится, – наобум, но в тон ей туманно ответила Инна. – В принципе я не против подобной характеристики. Я об Антоне вполне беспристрастно сужу и тоже выделяю среди прочих, но зачем столько восторженных эмоций? С чего это вдруг ты решилась на открытое признание достоинств Антона? Тебе ведь больше импонирует обстановка строгой секретности. Развей мою панику. Хотя ты, не в пример мне, обычно пользуешься только общедоступными источниками информации… Потрясающая обнаженность дружеских чувств! И придраться не к чему. Антон – прекрасный человек, чего уж скрывать. В глазах-то обычно у тебя ничего особенного, а тут таким огнем разгорелись. Сияешь от обожания или от собственной значимости? Хочу тебя предостеречь…
«За Риту принялась. Замолола языком. Не даст сегодня нам от себя отдохнуть», – подумала Жанна.