Она оставляет шлёпанцы у холмика из камней, сбрасывает куртку и тёмные трикотажные брюки, аккуратно складывает одежду на большом камне. Ветер треплет свободную ткань, и девушка решительно берётся за края футболки и снимает её — она тут же запутывается в волосах, и нужно приложить усилия, чтобы распутать узел. Голая кожа тут же покрывается мурашками. Аккуратно сложенную одежду девушка прижимает небольшим обтёсанным камнем, чтобы не унесли ветра.
Галька под босыми ногами мелкая и жёсткая, и требуются усилия, чтобы спокойно дойти до кромки воды, не вскрикивая от боли. Ветер безжалостно налетает колючими порывами. Поначалу девушка оглядывалась, смущённо прикрывая ладонями грудь, но уже давно перестала это делать. Город пуст совершенно, и некому на неё смотреть.
Вздохнув глубоко, девушка входит в воду — быстро по колено, чуть медленнее по пояс, а потом отталкивается ногами и плывёт.
Ветер тут же стихает. Какой смысл дуть, если никто не мёрзнет?
Влада плавает долго, и вода кажется теплее воздуха; волны обнимают её тело, и она чувствует, как растворяется в них, в темноте, в шорохах ветра в небе. Тело скользит легко, девушка ныряет глубже и рассматривает камни, ил и невнятные силуэты, напоминающие остатки древних кораблекрушений. Потом она поднимается на поверхность и вдыхает воздух полной грудью, долго протирает глаза, пока не понимает, что никаких огней не видно, и звёзды скрылись, и даже облака в небе не белеют смутно. Темнота почти полная, и лишь свои руки и плечи можно разглядеть. Девушка обеспокоенно вдыхает, и в этот момент её накрывает высокая равнодушная волна.
Дойдя до берега, волна разбивается на миллион осколков.
Бордовый
Самая большая проблема сейчас — успеть переобуться, пока швейцар не подошёл. Нажимать на педали гораздо удобнее в шлёпанцах, но они, к сожалению, совсем не идут к бордовому платью с открытыми плечами. Девушка успевает скользнуть ступнями в туфли на экстремально высоком каблуке ровно в тот момент, когда швейцар плавно распахивает дверь.
По движению его ресниц девушка понимает: он безмерно удивлён тем, что она без спутника и за рулём. Приглушённо-красный «Альфа Ромео» — слишком мужской автомобиль. И долю секунды швейцар в стильной униформе решает вопрос, уместно ли ему будет самому подать ей руку: он видит и её каблуки, и весь шёлк бордового платья от груди до щиколоток. Но он слишком хорошо вышколен, поэтому с невозмутимым лицом подаёт ей руку — особенно техничным жестом, словно он наименьшая из подходящих кандидатур, но всё равно с достоинством. И единственно удобным для неё способом, чтобы она вышла из машины элегантно и непринуждённо.
Девушка опирается на его руку, с благодарностью улыбается ему глазами и поднимается по лестнице. За спиной она слышит тихий рокот мотора — швейцар ставит её машину на одно из лучших мест. Это она определяет по глухому шуму, тёплому для её сердца.
Вечер, было бы темно, если бы не фонари, окна и прожектора; накрапывает дождь, и девушка опасается поскользнуться, но ступени из такого камня, на котором каблуки не скользят.
На лестнице и у входа разговоры растерянно смолкают, когда она проходит мимо, вежливо улыбаясь. Рассматривают её, струящийся шёлк, который только подчёркивает её фигуру, и светло-русые волосы, не закрывающие обнажённые плечи, и безумно высокие каблуки, и драгоценную цепочку на запястье.
В холле огромный бассейн. Больше всего на свете девушке хочется скинуть чудовищно неудобные туфли, сесть на краешек, поддёрнув платье до колен, и опустить ноги в хрустально сияющую воду. В этом случае она даже не против интервью и журналистов. Однако на неё сейчас смотрят все, и нужно соответствовать статусу. Она — главная гостья вечера. Холл весь огромный, в нём можно было бы развернуться на её автомобиле. Но цветы, деревья, диваны и картины делают его уютным.
— Влада, моя дорогая!
Это Агнесс, хозяйка отеля, в котором проводится вечеринка. По необъяснимой причине Агнесс считает Владу своей ближайшей подругой. По этой же необъяснимой причине маленькие живописные работы Влады стали лакомым кусочком для коллекционеров и стоят безумных денег. «Альфа Ромео» стоил ей примерно половину её маленького холста, пятнадцать на двадцать, с зябликом грейпфрутового цвета, растерянным и весенним.
Агнесс прижимается щекой к уголку губ Влады, и Влада непроизвольно целует её, потому что не привыкла что-то делать для вида. Щека у Агнесс прохладная, и шёлк тоже даёт прохладу, даже в летний вечер, и хорошо, что плечи открытые.
Этот поцелуй — как сигнал. Влада понимает это мгновение спустя. К ней потоками стягиваются гости, поздравляют с открытием выставки, предлагают контракты, умоляют об автографе или интервью, заглядывают в её голубые глаза, что-то обещают…