Владения

— Рад вас видеть, домла. — Молла-бек провел руками по щеке и погладил бороду — таким жестом встречают в горах каждого, кто проделал длинный, благополучный путь наверх.

— Ия рад тебя видеть, отец, — ответил устало зоотехник.

Они оба помолчали, посмотрели на яков, на мальчика, сидящего возле юрты со свирелью в руке.

— Путь долгий проделал я из-за пустяка, — сказал зоотехник. — Вертолет и а ремонте. Пришел просить тебя, чтобы забрал ты яков из лечебницы. Выздоровели они. Сам я не в силах гнать их наверх. На главной дороге камнепад, может, слышал?

— Хорошо, спущусь я с вами.

Они молча пообедали вместе, затем старик приказал Кариму смотреть в оба за яками, пообещав к вечеру вернуться.

Спускались они по узкой тропинке, сначала Молла-бек шел впереди, затем пропустил зоотехника, а сам поплелся сзади, потом снова был впереди. Так менялись они местами из вежливости — закон гор: передний упадет, задний поддержит.

Вдруг сзади что-то сильно ударило старика по ноге.

— Боже! — закричал он и упал, перевернулся несколько раз и оказался в яме.

Мимо Молла-бека прокатился и рухнул в пропасть валун.

— Проклятый камень сорвался, — огорчился зоотехник, помогая старику встать. Но стоять Молла-бек не мог, тут же упал, ноги не держали.

— Я понесу тебя на руках, — сказал зоотехник. — Село уже близко, увидим его за скалой.

— Нет, что ты, сынок, я полежу немного, отдышусь и пойду.

Зоотехник осмотрел его ногу — лодыжка опухла, ушиб был серьезный.

— В прошлом году точно такой же валун сорвался на меня, — сказал зоотехник. — Только тогда было лето. А сейчас не мудрено и замерзнуть. Пойду-ка поищу поляну и наберу там шерсти, чтобы теплее было лежать.

Зоотехника долго не было, и старик стал уже беспокоиться.

«Впрочем, — успокаивал он себя, — домла хорошо знает горы».

Вернулся зоотехник лишь к вечеру, без шерсти, удрученный.

— Я думал, что тебя шакалы съели, — мрачно пошутил он.

Да, шакалы. Как старик о них сразу не подумал? Ведь не так давно они растерзали одинокого раненого пастуха в пещере.

Стало страшно. Хоть и прожил Молла-бек целую жизнь и подготовил себя к мысли об уходе из этого мира, все равно лицом к лицу с опасностью струсил.

— Ну, как нога?

Старик попытался шевельнуть ею, но только вскрикнул.

— Плохо, — сказал зоотехник. — А знаешь, отец, — неожиданно признался он, — ведь где-то здесь недалеко погибли те два твоих яка. Я ходил проверять их трупы, но ничего не нашел, кроме помета шакалов.

— Как погибли?

— Пока гнал я их вниз в тот день, околели. Слишком больны были, не дотянули… А пришел я к тебе вот зачем: тут есть одна бумажка, ты подпиши ее, чтобы мне оправдаться. Пишу я, что мы вдвоем с тобой гнали яков вниз, что ты свидетель их смерти. — Зоотехник вынул эту бумажку. — От тебя ничего не требуется. И никто ничего не узнает.

Молла-бека бросило в жар от его слов.

«Я ведь тебя любил, домла, а ты мне в душу плюнул. Значит, не все в горах братья, есть и такие, кто идет сзади по тропинке и замышляет зло…» От этих мыслей старик невольно застонал.

— Жить мне мало осталось, домла, — прошептал Молла-бек. — Не хочу прибавлять себе грехов.

— Да каких грехов?! — засмеялся зоотехник. — Здесь в горах никто ни о чем не узнает. Мы одни, свидетелей нет.

«Совесть моя — свидетель, — подумал старик, — от нее никуда не спрячешься».

— Нет, нет, лучше уходи. Оставь меня.

Зоотехник бросил на Молла-бека презрительный взгляд и пошел вниз, оставив его одного.

Старику стало легче, он закрыл глаза, довольный собой.

Но не прошло и минуты, как зоотехник снова наклонился над стариком.

— Послушай, старик, неужели ты хочешь, чтобы я пропал из-за двух несчастных яков.

— Уйди, ради бога, — прошептал Молла-бек с мольбой. — Ничего я не подпишу. Яки были здоровы… Совесть меня замучает и на этом и на том свете. Оставь меня.

— Хорошо, ты умрешь. И никто не соберет твои кости. Прощай!

Как только зоотехник исчез за скалой, старика снова охватил страх. Скоро ночь, и должны прийти шакалы, они, видно, уже прячутся за валунами, ждут.

Глупая смерть. Молла-бек всегда думал, что умрет спокойно, среди яков. Два яка лягут, и пастух сядет между ними, зароется в их шерсть, и яки долго будут согревать его тело. А потом душа улетит на вершину горы, и какая-нибудь скала обвалится и нарисует нечто, очень похожее на Молла-бека: ведь пастухи не умирают, скалы вокруг очень похожи на ушедших, они стоят, как люди, которые жили среди яков.

«Нет, я не умру! Надо выйти скорее из этой ямы и ползти, не думать ни о чем, ползти к стаду, яки меня вылечат», — решил старик.

Набравшись решимости, он наконец вылез из ямы и стал карабкаться наверх. Тело было легким, видно, вся кровь ушла к ноге, и она, тяжелая и чужая, еле тащилась за стариком. Если бы Молла-бек мог, он бы отрезал и выбросил раненую ногу на съедение шакалам, а сам, легкий и освобожденный, пополз бы дальше, к стаду.

Но уже стемнело, можно сбиться с пути. Здесь, где горы невысокие, тропинок много и в темноте можно уйти но чужой.