— Если по Правде и по Совести — как ты должен поступить? — Филимон хитро прищурил свои огромные светлые глаза и даже заслонился ладонью от света, чтобы лучше видеть лицо Владигора.
— Возьми себе мой кубок, — сказал Владигор и попытался нахмуриться, но вместо этого расхохотался:
— Ты все же пройдоха, каких мало.
— Теперь я вижу, что ты не забыл, что такое Совесть. Так что же поведал нашему мудрецу и чародею камень?
— Что спустя много лет в Синегорье появится некто, кто захочет создать огромную империю от моря до моря…
— Разве это не твоя мечта? — пожал плечами Филимон. — Не думал, что ты будешь так долго ждать.
— Погоди… не перебивай. И назовет ее Новым Римом.
— Надо же, стоит прогуляться между мирами в поисках приличных законов, и узенькая тропка тут же превращается в широкую дорогу, по которой шастает каждый, кому не лень. И что же этот наш новый римлянин собирается делать? Строить форум или бани? Или ставить на каждом углу нагих богов и богинь… или…
— Он будет выкалывать глаза, варить людей в котлах с кипящей смолой, травить дикими животными и устраивать по праздникам гладиаторские бои. Он зальет Синегорье кровью и превратит свободных людей в рабов. Он будет казнить за одно крамольное слово.
— Фи, как неинтересно…
— Нет, очень даже интересно. И самое интересное в том, что этот человек сбежит из Рима накануне его падения.
— Ага, чтобы он не сбежал, ты должен сохранить его избушку в целости и сохранности.
— Именно. Если надо, я мечом выстругаю из Гордиана Хранителя времени…
Он замолчал, ибо с изумлением понял, что именно это давным-давно входило в планы Мизифея. И сам он, грустно вздыхая и еще не ведая об откровениях камня, говорил о том же — о бессмертии Рима, о неизбежных попытках его возродить и об опасностях, которые таят эти попытки. Теперь Владигору не оставалось ничего другого, как в самом деле спасать этот самый Рим, спасать, уложившись в какие-то восемь лет, не обращая внимания на то, что Гордиан не хочет быть ни императором, ни Хранителем времени, и не думая об интригах Мизифея, и вообще ни о чем другом не думая…
В этот момент меж темной зелени кипарисов возникло круглое красное лицо вольноотпущенника.
— Тебя, Архмонт, хочет видеть Юлия Транквиллина Гордиана… — сообщил он, хитро подмигивая обоим синегорцам.
Владигор и Филимон переглянулись, и Филимон тотчас вскочил со своего ложа. Владигор ни разу не видел дочку Мизифея и теперь ожидал узреть перед собой какую-нибудь тучную и скучную особу, привыкшую с детства есть слишком много мучного и говорить томным голоском о достоинствах греческой литературы. Вместо этого пред ним предстала юная женщина, чья красота показалась ему почти совершенной. Ее темные волосы, пышными локонами спускающиеся спереди почти до плеч, сзади были убраны в узорную сетку, украшенную изумрудами. И хотя ее кожа была ослепительно белой, а губы красны, он не заметил каких-либо следов косметики на ее лице. Если бы не черные волосы, он принял бы ее за ту дерзкую красавицу, которая посещала его дом весной и которую Мизифей упорно именовал богиней. Хотя эта, пожалуй, выглядела более юной и менее заносчивой.
— Я узнала, что ты вернулся из путешествия, Архмонт, — сказала она с улыбкой. — И решила, что мне надо немедленно с тобой поговорить.
— Тебя прислал отец?
— Нет, я сама решила. Разговор пойдет о вещи, которая меня очень волнует.
— От чем же?
— О свитке, что привезен был из Тисдры среди прочих сочинений. Стоит его развернуть, как появляются предсказания, всякий раз новые и день ото дня все более мрачные. Думаю, тебе будет интересно взглянуть на этот пергамент.
— Спроси у богов, что означают сии пророчества, — отвечал Владигор.
— Боги никогда не объясняют людям свои знамения. Но ты — Ненареченный бог, и ты можешь многое знать.
— Кажется, весь Рим осведомлен о твоей новой должности, — заметил Филимон.
— Тебя, как и твоего отца, так волнует судьба Рима? — спросил Владигор.
Если она и сочла его вопрос дерзким, то не подала виду.
— Меня волнует судьба Гордиана, — отвечала она. — Каждую ночь он встает и потихоньку отправляется в библиотеку. Он вновь и вновь перечитывает загадочный свиток и не находит нужного ответа. Каждую ночь он возвращается назад все более мрачный и не может уснуть. Когда время дает трещину, сквозь нее, как ветер сквозь щель в стене, непрерывным потоком проникают в наш мир пророчества. А самые нелепые пророчества сбываются порой потому, что когда-то были произнесены и встревожили шаткие умы людей.
Ее слова поразили Владигора не меньше, чем ее красота.
— Хорошо, я помогу тебе, Августа… — пробормотал он в замешательстве.
— Не называй меня так, — прервала она его. — Гордиан еще не даровал мне этот титул.
— Но когда-нибудь дарует, — с улыбкой старого льстеца вставил Филимон.
— Когда-нибудь… когда у меня родится наследник.
Она повернулась, чтобы уйти, но ее мимолетный взгляд скользнул по мозаичному полу.
— Гордиан Август пришлет тебе новый бокал взамен того, что ты разбил.
И она ушла.
— Почему ты не сказал, что у Мизифея дочь такая красавица?.. — проговорил в задумчивости Владигор.