Все с великим трепетом, и христиане, и люди старой веры, говорили, что Святополка благословил епископ Анастас, что Святополку обещают помощь польский князь, германский император и римский папа.
Киев волновался, Киев ждал.
Десятинную церковь весь день окружала гридьба, даже близко не подпускавшая никого. К вечеру гридьбу возглавили многие сотенные, несколько тысяцких, воеводы.
В глухую полночь от княжьего терема по тропе, что вела к Десятинной церкви, проследовала небольшая группа воевод и бояр. Остановившись на крутом склоне Горы над Подолом, они заговорили с тысяцкими.
– Весь день рвались к церкви, – послышался голос воеводы Слуды, – гридни едва сдерживали натиск…
– А сейчас? – спросил боярин Воротислав.
– Ждут и сейчас, вот тут, с Подола, и с той стороны, с Перевесища… Хотим, дескать, поклониться мертвому князю.
Воеводы и бояре стояли у обрыва. Перед ними во мраке и безмолвии тонули предградье, Подол, Перевесище, Щека-вица, там, желая отдать погребальную почесть князю Владимиру, стоит тьма киевского люда – друзей и недругов, христиан и язычников.
– Пусть гридни будут начеку, не выпускают из рук копий, – велел воевода Волчий Хвост. – Мы же пойдем, воеводы и бояре!
Тихо отворились врата Десятинной церкви, в темных переходах замелькали огни свечей, послышался топот шагов.
В правом притворе стоял очень простой, сколоченный из свежих сосновых досок, закрытый гроб с телом князя Владимира. Возле него не было, как велел обычай, ни княжьего копья, ни знамени. Свет упал на лица воевод Волчьего Хвоста и Слуды, бояр Воротислава, Вуефаста, Искусева… В углу у стены жалось несколько священнослужителей и каменщиков.
– Понесем, – сказал Волчий Хвост. Воеводы и бояре подняли корсту на плечи.
– Помогите и вы! Со стороны головы! – бросил священнослужителям и каменщикам Волчий Хвост.
Несколько человек со свечами в руках медленно шли впереди. За ними, тяжело ступая, несли корсту воеводы. Шли среди пустынного храма. В полумраке, словно из воды, всплывали большие глаза, суровые лики святых. Вверху, под сводами, отзывалось эхо.
Направлялись к левому церковному притвору, где стояла рака с мощами княгини Ольги. Рядом с ракой были подняты половицы, сделаны ступени, в конце их, в выкопанной под полом яме, стояла каменная гробница.
В эту гробницу воеводы и опустили корсту с телом князя Владимира. Волчий Хвост склонился над гробницей, вынул из поясного кармана грош – серебро князя Владимира – и кинул его так, что все услышали, как монета, покатившись, зазвенела… Каменщики сразу же заложили и замуровали крышку гробницы. А когда бояре и воеводы поднялись наверх, каменщики торопливо принялись укладывать половицы.
Свечи догорали, половицы уложили, воеводы и бояре молча постояли у раки княгини Ольги и вышли из церкви.
Остался в Десятинной только Волчий Хвост. Он подождал, пока вдали не утихнут шаги, потом поднялся по ступеням на хоры, – там в темноте стоял князь Святополк, он видел, как несли гроб, опускали в яму, укладывали половицы.
– Вот все и кончилось! – сказал Святополку Волчий Хвост. – Пойдем, княже, на Гору.
Слабое желтое пламя свечей, мерцавших внизу, освещало лицо Святополка – суровое, со стиснутыми губами, черными глазами.
Более двухсот лет пролежит прах князя Владимира под дубовыми половицами Десятинной церкви. Когда орды Батыя ворвутся в Киев, церковь разрушат, изломают пол, раскидают кости Владимира, и никто потом о нем не вспомнит, не назовет в городе Киеве ни святым, ни равноапостольным.
Первые епископы Руси, начиная с Анастаса, и их преемники не захотят, да и не смогут возвеличивать сына рабыни, князя и василевса, хотя он и крестил Русь, и дал в руки церкви власть, – они служили сыновьям Владимира, которые отступились от отца.
Потом на Русь придут греческие епископы и митрополиты – им ли было славить и провозглашать святым князя, который всю жизнь ненавидел Византию, ромеев, а они, в свою очередь, бесчестили его…
Только митрополит Иларион – первый русский митрополит, решительно поднявший свой голос против Византии, с гордостью говоря про Русь, «иже ведома и слышима есть всими конци земля», вспомнит Владимира, который «запо-веда по всей земле своей креститися… аще кто и не любовью, но страхом повелевшего крещахуся, понеже благове-рие его с властью сопряжено…», однако призыв Илариона был гласом вопиющего в пустыне.
У неведомого чернеца XII столетия, писавшего жития, с горечью вырывается:
«Дивно же есть се, колико добра сотворив Володимир Русской земле, крестил ю, мы же, христиане суще, не воздаем почести против оного воздаянию…»
И лишь лета 1249-го в день, когда новгородцы под знаменем своего князя разобьют под Ижорой и Невой полчища шведов, за что он и будет прозван Невским, Александр вспомнит своего прапрадеда, князя Владимира, и вместе с новгородцами помолится за него.
Так оканчивается повесть о князе Владимире. А далее – Ярослав…
Киев – Конча Заспс/. 1958-1961
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Азнаур – дворянин (груз.)
Акрит – воин византийских пограничных войск.
Аланы – скифское племя, жившее на Кавказе.