Читаем Владимир полностью

Все с великим трепетом, и христиане, и люди старой веры, говорили, что Святополка благословил епископ Анастас, что Святополку обещают помощь польский князь, германский император и римский папа.

Киев волновался, Киев ждал.

Десятинную церковь весь день окружала гридьба, даже близко не подпускавшая никого. К вечеру гридьбу возглавили многие сотенные, несколько тысяцких, воеводы.

В глухую полночь от княжьего терема по тропе, что вела к Десятинной церкви, проследовала небольшая группа воевод и бояр. Остановившись на крутом склоне Горы над Подолом, они заговорили с тысяцкими.

– Весь день рвались к церкви, – послышался голос воеводы Слуды, – гридни едва сдерживали натиск…

– А сейчас? – спросил боярин Воротислав.

– Ждут и сейчас, вот тут, с Подола, и с той стороны, с Перевесища… Хотим, дескать, поклониться мертвому князю.

Воеводы и бояре стояли у обрыва. Перед ними во мраке и безмолвии тонули предградье, Подол, Перевесище, Щека-вица, там, желая отдать погребальную почесть князю Владимиру, стоит тьма киевского люда – друзей и недругов, христиан и язычников.

– Пусть гридни будут начеку, не выпускают из рук копий, – велел воевода Волчий Хвост. – Мы же пойдем, воеводы и бояре!

Тихо отворились врата Десятинной церкви, в темных переходах замелькали огни свечей, послышался топот шагов.

В правом притворе стоял очень простой, сколоченный из свежих сосновых досок, закрытый гроб с телом князя Владимира. Возле него не было, как велел обычай, ни княжьего копья, ни знамени. Свет упал на лица воевод Волчьего Хвоста и Слуды, бояр Воротислава, Вуефаста, Искусева… В углу у стены жалось несколько священнослужителей и каменщиков.

– Понесем, – сказал Волчий Хвост. Воеводы и бояре подняли корсту на плечи.

– Помогите и вы! Со стороны головы! – бросил священнослужителям и каменщикам Волчий Хвост.

Несколько человек со свечами в руках медленно шли впереди. За ними, тяжело ступая, несли корсту воеводы. Шли среди пустынного храма. В полумраке, словно из воды, всплывали большие глаза, суровые лики святых. Вверху, под сводами, отзывалось эхо.

Направлялись к левому церковному притвору, где стояла рака с мощами княгини Ольги. Рядом с ракой были подняты половицы, сделаны ступени, в конце их, в выкопанной под полом яме, стояла каменная гробница.

В эту гробницу воеводы и опустили корсту с телом князя Владимира. Волчий Хвост склонился над гробницей, вынул из поясного кармана грош – серебро князя Владимира – и кинул его так, что все услышали, как монета, покатившись, зазвенела… Каменщики сразу же заложили и замуровали крышку гробницы. А когда бояре и воеводы поднялись наверх, каменщики торопливо принялись укладывать половицы.

Свечи догорали, половицы уложили, воеводы и бояре молча постояли у раки княгини Ольги и вышли из церкви.

Остался в Десятинной только Волчий Хвост. Он подождал, пока вдали не утихнут шаги, потом поднялся по ступеням на хоры, – там в темноте стоял князь Святополк, он видел, как несли гроб, опускали в яму, укладывали половицы.

– Вот все и кончилось! – сказал Святополку Волчий Хвост. – Пойдем, княже, на Гору.

Слабое желтое пламя свечей, мерцавших внизу, освещало лицо Святополка – суровое, со стиснутыми губами, черными глазами.

Более двухсот лет пролежит прах князя Владимира под дубовыми половицами Десятинной церкви. Когда орды Батыя ворвутся в Киев, церковь разрушат, изломают пол, раскидают кости Владимира, и никто потом о нем не вспомнит, не назовет в городе Киеве ни святым, ни равноапостольным.

Первые епископы Руси, начиная с Анастаса, и их преемники не захотят, да и не смогут возвеличивать сына рабыни, князя и василевса, хотя он и крестил Русь, и дал в руки церкви власть, – они служили сыновьям Владимира, которые отступились от отца.

Потом на Русь придут греческие епископы и митрополиты – им ли было славить и провозглашать святым князя, который всю жизнь ненавидел Византию, ромеев, а они, в свою очередь, бесчестили его…

Только митрополит Иларион – первый русский митрополит, решительно поднявший свой голос против Византии, с гордостью говоря про Русь, «иже ведома и слышима есть всими конци земля», вспомнит Владимира, который «запо-веда по всей земле своей креститися… аще кто и не любовью, но страхом повелевшего крещахуся, понеже благове-рие его с властью сопряжено…», однако призыв Илариона был гласом вопиющего в пустыне.

У неведомого чернеца XII столетия, писавшего жития, с горечью вырывается:

«Дивно же есть се, колико добра сотворив Володимир Русской земле, крестил ю, мы же, христиане суще, не воздаем почести против оного воздаянию…»

И лишь лета 1249-го в день, когда новгородцы под знаменем своего князя разобьют под Ижорой и Невой полчища шведов, за что он и будет прозван Невским, Александр вспомнит своего прапрадеда, князя Владимира, и вместе с новгородцами помолится за него.

Так оканчивается повесть о князе Владимире. А далее – Ярослав…

Киев – Конча Заспс/. 1958-1961

<p>ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ</p>

Азнаур – дворянин (груз.)

Акрит – воин византийских пограничных войск.

Аланы – скифское племя, жившее на Кавказе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза