Так вот Этуш – мужчина был на сто процентов, он не рисовался, он не прихорашивался, он был уже заряжен судьбой актерской, он прошел путь маленьких ролей, он покрасовался раньше, возможно. И поэтому, когда он вышел на уровень гайдаевский, ему не нужно было в «зеркало любоваться, смотреться». Он вышел со всей фактурой, природой своей мужской, уверенный. Уверенный и заряженный, не потому что, мол, я все знаю в профессии, а потому что уже многое в жизни было прожито, переиграно. В этом несчастном кинематографе его судьба, безусловно, счастливая. Это кинематограф, который умудрился за все время существования выдать исключительно малое количество фильмов, которые достойны народной любви. Их несколько штук. И когда актер в эти несколько штук попал, это большая творческая удача, везение большое. И Этушу, конечно, повезло, что был Гайдай, что была эта картина. Очень повезло. По сей день говорят: «Вот Саахов, комсомолка, спортсменка…» У него за плечами роли, фильмы – то, что восхищает уже не одно поколение зрителей.
Люблю эпизод в исполнении дуэта Этуш – Варлей, когда она злится, когда она сидит, швыряется в этого замечательного, скажем так, восточного человека… Кидает в него всем, что попадается под руку. У нее такая страсть, а он играет отношение к ситуации, потому что как таковой мы эту ситуацию не видим, мы слышим ее… Отношение к ситуации – вот что самое трудное для актера. Это на полном серьезе чуть-чуть, когда он выходит с цветком этим. Класс! Правда, я понимаю, что работать с товарищем Сааховым, которого исполнил Этуш, с этим гениальным человеком вообще непросто. У него юмор хлещет из всех возможных и невозможных мест, и с ним конкурировать в этом смысле нельзя. А уж оказаться рядом на площадке – это, ребята, я вам скажу, не так просто. Его природа наградила талантом и харизмой – он умеет не просто изобразить, а прожить! Но у него тоже это не просто так, он достойно вошел в эти фильмы: и «Кавказская пленница», и «Иван Васильевич меняет профессию», и другие… Его уважали режиссеры, актеры, потому что он был уже сложившимся человеком, повидал уже многое, повоевал, были роли маленькие, небольшие, крохотные, наработал и выдал на-гора в лучших фильмах, которые полюбил зритель.
Вадим Жук. Как меня Этуш перешутил
Вадим Жук, сценарист, поэт
Некогда я писал капустники для Центрального Дома актера.
Не стало Эскиной. В любимом кабинете воцарился Этуш.
Пришел я к нему разговаривать об очередном празднике.
А он стол по-своему переставил. Книжки какие-то диковатые на столе разложил. После лисицы Маргариты чисто волк какой.
И, как мне кажется, некая солдафонская манера.
А я к ласковости привык. Говорю.
– Владимир Абрамыч! Маргарита Александровна завсегда коньяку предлагала, чаю директорского, а у вас буквально ничего.
Проглотил народный артист мою обиженно-нахальную реплику. Договорили.
Прихожу в следующий раз.
Секретарша немедленно несет на меня одного ДВА стакана чая в подстаканниках.
А Этуш победительно улыбается.
Он пару раз и тексты мои играл.
Один раз был «чеховский» капустник.
Мы с режиссером Володей Ивановым поставили Абрамыча за находящийся на сцене уважаемый шкаф.
И он проламывался сквозь него со стилизованным мною монологом Фирса.
«Заколотили! – мол, – ничего! Я себя еще покажу!»
В другой раз написал ему на начало сезона монолог какого-то воображаемого шаха, султана.
Чалма с полумесяцем, халат. Хорош!
Тексты учил наизусть. Это под девяносто-то!
– Да читайте, – говорю, – по бумажке!
Ни черта. Учил. Выучивал. Не ошибался.
Потому что актер. Потому что артист.
Филипп Трушин, Элла Михалева. Откуда уши растут…
Филипп Трушин, скульптор
В Москве практически на каждом доме можно найти мемориальную доску.
Одна известная журналистка как-то сказала, что самое страшное из увиденного ею в жизни – это мемориальная доска певице Валентине Толкуновой, где вместо красавицы Толкуновой изображена «доярка из Нахапетовки».
Честно говоря, я никогда в жизни не видел доярок из Нахапетовки, но сравнение это застряло у меня в памяти.
Доски, как правило, ругают кто во что горазд. Поэтому я, тогда еще студент Суриковского института, даже в мыслях не имел, что когда-либо буду делать мемориальные доски.
Когда Елена Этуш, вдова народного артиста СССР Владимира Этуша, занялась подготовкой мемориальной доски своего мужа, вахтанговцы так и сказали: «Ну, Лена, ты только не расстраивайся: доска дело такое, если будет хотя бы условно похож – считай, крупно повезло». Потом Елена Этуш признавалась, что досконально изучила вопрос, посмотрела все, что смогла, и подумала, что вахтанговцы, скорее всего, правы. Она сделала вывод, что доска – это нечто абстрактно-условное.
Возможно, этому пророчеству вахтанговцев и было бы суждено сбыться, если бы не случай.
Вернее, целая цепь случайностей, в результате которой я сделал макет доски Владимиру Абрамовичу и представил ее Елене.