Владимир Климов

Но самые тяжелые испытания выпали на долю тех, кто поплыл на баржах. Каждая из них принимала на борт несколько сот человек. Внутри были сколочены нары, проведено электричество. Последние вышли из Рыбинска третьего ноября, когда река из-за ранних морозов уже начала замерзать. В районе Горького Волгу сковало крепким льдом. Навигация закончилась. Буксиры-ледорезы с трудом отвели несколько барж в Сокольский затон, остальные вмерзли в лед около Юрьевца. Оказались в ледовом плену на Каме, реке Белой и многие баржи, отплывшие ранее.

Горьковчане и жители окрестных деревень чем могли помогали попавшим в беду рыбинцам. Колхозы выделили лошадей и подводы, чтобы перевезти людей. Трое суток в метель и мороз добирались они за 100 километров в город Правдинск, где было решено разместить заводчан, к тому же надо было приближаться к железной дороге. На подводах ехали только старики и дети, остальные шли пешком. Время шло, а вагонов все не было, и приходилось ждать. В те дни готовилось Московское контрнаступление и железная дорога была переполнена военными эшелонами.

Из Правдинска людей вывозили в течение месяца небольшими группами к новому месту жительства, а часть рыбинцев еще долго оставалась на баржах, охраняя оборудование.

Дважды в день с замиранием слушали сводки Советского информбюро, передаваемые по радио. Вести были неутешительны, немцы по-прежнему наступали, рвались к Москве. А однажды, наряду с фронтовыми новостями, услышали и про свой завод.

10 декабря, говорилось в сводке, Германское информационное бюро сообщило, что немецкие самолеты бомбардировали моторный завод города Рыбинска и будто бы стерли с лица земли несколько заводских корпусов, нанеся значительные материальные и людские потери.

Советское информбюро сообщало, что немецкие самолеты действительно сбросили несколько бомб на цеха завода, однако их старания были напрасны. Все оборудование и рабочие были своевременно эвакуированы в глубокий тыл. Весь завод вывезен до винтика. Потому никаких потерь нанесено не было, бомбы были сброшены в пустые безлюдные корпуса.

Как же ликовали все рыбинцы, услышав такое известие:

– Проморгали гитлеровцы! Летали-летали, жгли бензин, а что весь завод вывезен, только сегодня и узнали.

– Вовремя успели! А наши, в Уфе, может, и моторы уже дают.

– Ничего, скоро все узнаем на месте.

Как потом выяснилось, в эти дни уже разрасталось Московское контрнаступление. Первое же сообщение Совинформбюро о разгроме немцев под Москвой вызвало бурю восторга. Люди смеялись и плакали, радость была безмерна. Свершилось наконец главное, чего, затаив дыхание, ждали у репродукторов с первых дней войны. Враг разгромлен у стен Москвы. Немецкие войска отступают, неся огромные потери. По российским дорогам их гонит, как перекати-поле, и небывалый русский мороз. Так бы и до самой границы!

А вскоре были поданы вагоны, и люди двинулись в Уфу.

На башкирской земле

Базой для создания нового объединенного предприятия в Уфе стал бывший завод комбайновых моторов. Правда, его еще в 40-м году решили сделать дочерним предприятием завода № 26 и на него была даже отправлена группа квалифицированных специалистов во главе с бывшим директором Завитаевым. Его переоборудовали, но три корпуса не могли вместить несколько эвакуированных заводов. Первыми прибыли ленинградцы. Завод «Красный Октябрь» также был дочерним предприятием, на котором шла с 1939 года подготовка к выпуску авиационных моторов Климова М-105. Именно этот завод образовался на базе починочной мастерской, с которой летом 1914 года начиналось акционерное общество «Русский Рено». Вместе с ним в Уфу прибыл еще один ленинградский авиамоторный завод – № 237.

17 декабря 1941 года произошло слияние всех этих заводов в один производственный коллектив. Ему присвоили номер головного завода, и он стал называться Уфимский моторостроительный завод № 26. Директором этого объединения был назначен В. П. Баландин, одновременно являвшийся заместителем наркома авиационной промышленности, главным инженером – П. Д. Лаврентьев, а главным конструктором – В. Я. Климов.

Эшелоны с оборудованием завода прибывали на станцию Черниковка, где разгрузка шла днем и ночью. А на стройке завода, получившей название Второй площадки, спешно возводились корпуса – и капитальные, и временные деревянные. Под открытым небом срочно делали черновые полы и станки расставляли по плану будущих цехов. Самолетами разыскивали вмерзшие баржи с оставшимся оборудованием, вывозили его на автомашинах, чтобы закрыть пробелы в линиях цехов на новых площадях. Прибывшие с завода заделы позволили сразу приступить к сборке и испытанию изделий. Было очень странно смотреть, как посредине белого, заснеженного поля стояли работающие станки, вокруг них, не обращая внимания на мороз и отсутствие крыши над головой, суетились люди, а в результате выходила продукция, так необходимая фронту. Картина сюрреализма.