Владимир Климов

Установленный на усовершенствованном Яке «сто седьмой» мотор был настолько хорош, что даже Яковлев засомневался в правильности своего прежнего решения о форсировании М-105П. Двигатель ВК-107А позволил наконец советским истребителям по всем характеристикам превзойти немецкую технику. Но время было упущено, и новый мотор уже не выпускался столь массовой серией, как его предшественник.

Вскоре на самолете Як-9У с мотором ВК-107А была достигнута рекордная для серийного самолета с поршневым двигателем максимальная скорость – 720 км/ч.

На завод поступило радостное известие: постановлением СНК СССР за № 342 от 22 марта 1943 года главному конструктору Уфимского моторостроительного завода № 26 Климову Владимиру Яковлевичу присуждена Сталинская премия II степени.

Все вокруг поздравляли Владимира Яковлевича. И было удивительно, что при всеобщем ликовании, а успех коллектива здесь очевиден, только Климов ходил какой-то отрешенный. Глаза его становились все более грустными, порой он надолго погружался в какие-то собственные тяжелые мысли, не слыша даже своего собеседника.

Со своей второй премией Климов поступил так же, как и несколькими месяцами ранее с первой. Тогда в заводской газете «Сталинец» были напечатаны две знаменательные телеграммы:

«Москва, Кремль.

Товарищу СТАЛИНУ.

Желая нашей героической Красной Армии быстрее разгромить немецко-фашистских захватчиков, я отдал свои сбережения в сумме семьдесят три тысячи рублей в фонд строительства эскадрильи самолетов.

Герой Социалистического Труда В. Я. Климов.

Герою Социалистического Труда

Товарищу Климову

Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Климов, за

Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии. И. Сталин»

Только в этот раз Владимир Яковлевич, отправив соответствующую телеграмму в Москву, категорически отказался от внимания корреспондентов к этому решению. А на уфимском заводе работала выездная бригада «Комсомольской правды». И как ни старались опытные мастера слова, Климов отказывался от интервью для центральной и заводской прессы. Ответ был неизменным:

– Прошу меня извинить. Нет ни времени, ни настроения. Если только спустя месяц-два.

Журналисты опускали руки, ни обком, ни директор завода не могли повлиять на главного конструктора. Лауреат Сталинской премии становился все более замкнутым… Никто не знал, какое тяжелое бремя все эти месяцы лежало на сердце Владимира Яковлевича. Шаг за шагом к их дому подступало непоправимое.

И случилась беда

Алеша писал все реже. В январе 43-го пришла почтовая открытка в несколько строк да одно письмо:

«…Сегодня получил вашу вторую посылку. Большое спасибо. Но, откровенно говоря, вам эти вещи нужнее, чем мне, ведь я питаюсь вполне прилично; только что сладкого недостает, но ведь и у вас оно не часто на столе…

Как бабушка живет? После смерти тети Мани она мне не пишет. Каковы ее дальнейшие планы?

Привет Ирочке, моей дорогой сестричке. Желаю ей успехов в учебе и на работе. Она, наверное, еще выросла и выше своего брата на голову стала.

Как папа поживает, как его рука? Еще не скоро я увижусь с вами, но все мы видим, что дела наши идут неплохо, и победа придет. Ваш Алеша».

По его намекам родные могли предположить, что он оказался в самом пекле сражений, в районе Курска. И действительно, февральская почта подарила две небольшие, но радостные весточки от сына:

«…Писать совсем некогда – наступаем. Уже полмесяца я в непрерывном движении… Питаюсь очень хорошо – в основном немецкими консервами, сыром, конфетами, пью кофе и немецкий шнапс… Любые личные неприятности ничего не значат. Важно то, что противник терпит решительное поражение…»