Владимир Лебедев

Трудно проследить, когда начался и как протекал этот сложный внутренний процесс. Лебедев не оставил ни дневников, ни иных письменных свидетельств той напряженной духовной работы, которая совершалась в его сознании, и мы, наверное, никогда не узнаем, какие тяжелые сомнения и тайные разочарования пришлось преодолевать художнику. Судить о его мыслях мы вынуждены лишь по отдельным отрывочным высказываниям, почти по намекам; об этом еще пойдет речь позже. Он был скуп на признания. Но те, кому довелось общаться с Лебедевым в последний период его жизни, не могли не замечать, как изменился душевный облик художника и как обесценились в его глазах целые сферы творчества, еще недавно, казалось, находившиеся в центре его интересов.

К Лебедеву неумолимо приближалась старость, несущая болезни и невознаградимые утраты; новые замыслы, бродившие в сознании художника, уже не находили достойного воплощения и только вызывали в нем печальное ощущение упадка творческих сил.

О Лебедеве говорили, что он «замкнулся», «ушел в себя» и окружает свою работу тайной. В самом деле, обычная сдержанность Лебедева и свойственный ему холодок в отношении к людям превращались почти в нелюдимость. В его мастерскую имели доступ лишь немногие испытанные друзья, но круг их всё время редел — да и от близких людей художник нередко утаивал многое из сделанного. Признанный глава школы, которого раньше всегда окружали ученики, теперь отошел от них; он избегал появляться в художественной среде и редко участвовал на выставках. Слабели и обрывались контакты с живой современностью, прежде служившие Лебедеву неисчерпаемым источником творческих вдохновений. Лебедева тяготило чувство духовного одиночества. Один за другим сходили с исторической сцены его сверстники и соратники. В период ленинградской блокады погибли Н. Ф. Лапшин и Н. А. Тырса, вслед за ними умер В. Е. Татлин, и трагически оборвалась деятельность Н. Н. Пунина. В 1963 году умер С. Я. Маршак. Незадолго до своей кончины Лебедев испытал еще один тяжелый удар судьбы: в 1966 году умерла Сарра Дмитриевна Лебедева, которая была первой большой любовью художника и его преданным другом в течение всей жизни.

^{128. «Три медведя» Л. Толстого. Обложка. 1947}

Молодое поколение, пришедшее в искусство на рубеже 1940–1950-х годов, знало Лебедева лишь понаслышке или по детским впечатлениям от его рисунков к стихам Маршака. Впрочем, в послевоенный период не одна лишь молодежь, но почти вся художественная общественность воспринимала Лебедева только как художника детской книги. В сознании современников как будто стерлась память о Лебедеве-живописце и мастере станкового рисунка — и сам художник содействовал этому, публикуя одну за другой свои новые иллюстрационные серии и не соглашаясь давать на выставки ничего, кроме книжных работ.

А между тем именно книжная графика обесценилась в глазах Лебедева больше, чем какая-либо из сфер его деятельности. Иллюстрирование детских книг, которое было когда-то любимым делом, представлявшим обширное поле для творческих экспериментов, превратилось теперь в официальную профессию. В прежнюю пору книжная графика Лебедева развивалась в общем русле с другими сферами его творчества; теперь она оторвалась от них и образовала независимую сферу. Художественные задачи, которые Лебедев ставил в портретной живописи и в станковых рисунках 1940–1950-х годов, почти не сказались на его книжных работах.

^{129. «Три медведя» Л. Толстого. Иллюстрация. 1947}

Иллюстрационные циклы, созданные Лебедевым сразу после войны, опираются на ту же систему художественных представлений, которая определилась в описанных выше рисунках к «Двенадцати месяцам». Оформляя книжки Маршака «Откуда стол пришел» (1946), «Разноцветная книга» (1947) и «Круглый год» (1949), а также сказку Л. Н. Толстого «Три медведя» (1948) и заново перерабатывая иллюстрации к «Мистеру Твистеру» (1948), Лебедев исходил из стремления дать детям ясные, несложные по изобразительному строю, достаточно детализированные и подчеркнуто-предметные иллюстрационные рисунки; первоочередное внимание художника было обращено на познавательные качества иллюстраций. Он сделал реалистические акварели, преимущественно пейзажные, близкие духу, но чаще — букве оформляемого текста. В этом смысле наиболее последовательны картинки к «Трем медведям». Художник почти исключил из сказки всю фантастику, придав изображениям бытовые тона. Таинственный медвежий домик превращен в вполне реальную лесную сторожку с соответствующим интерьером и предметным реквизитом. Сказочные медведи, носящие человеческие имена, нимало не «очеловечены» художником. Он изобразил настоящих лесных зверей, искусно подчеркнув характерные особенности их облика, повадок и анатомического строения.

^{130. С. Маршак. «Разноцветная книга». Обложка. 1947}