Владимир Лебедев

Книга вышла в свет через пять лет после смерти Лебедева, и тот уже не мог что-либо поправить в законченном тексте, как это делалось ранее. В документах, отражающих биографию художника, остались редкие свидетельства о характере взаимоотношений автора и его историка во время совместной работы. В одном из писем Сарре Лебедевой (с ней Лебедев постоянно делился всеми, даже незначительными событиями свой жизни) есть любопытный фрагмент: «Был Петров, всё мило, хорошо, но уж он хочет от меня формулировок разных периодов моей работы — это утомительно» (28 марта 1962 года)[90]. Здесь особенно важна дата — начало работы над монографией. В более поздних дневниковых записях художника можно найти краткие упоминания о посещениях Петрова, о том, как двигается работа. Например, 9 июля 1965 года отмечено: «Был Петров, утомил меня <…> у него есть заумь, но он культурный и любящий искусство человек»[91]. Следующие записи свидетельствуют о вдумчивом и основательном погружении в материал, который рассматривали и разбирали в любое время — от 11 июля 1966 года: «Утром был Петров, сказал, что порядочно им переделано»[92]; от 6 августа 1966: «Вечером был В. Н. Петров, поговорили за вином, я уже был в кровати. В мастерской он работал недолго, видимо, захотел спать»[93]. Важные сведения есть в записях второй половины октября 1966 года: «Был В. Н. Петров, вводную главу обсудили с ним» (17 октября 1966)[94], «Были на чтении главы В. Петрова Таня и Юра» (29 октября 1966)[95]. Лебедев имел в виду художников Татьяну Шишмарёву и Юрия Васнецова, своих старинных друзей и учеников.

В отделе рукописей Русского музея в архивном фонде Петрова находятся машинописные варианты будущей монографии с пометками автора. Они лишь в мелочах отличаются друг от друга и от напечатанного издания. Но существует «легенда», основанная на воспоминаниях художника Валентина Курдова, о том, что одна очень важная глава удалена из окончательного макета.

Привожу цитату из книги Курдова: «История распорядилась, чтобы написал монографию о В. В. Лебедеве ученик Пунина — В. Н. Петров. Больной, нелюдимый и недоступный в то время Лебедев доверился Петрову. Никто другой не смог бы так проникнуться миром Лебедева, как это удалось сделать Всеволоду Николаевичу. Часто я раскрываю его книгу о Лебедеве и перечитываю какую-либо главу, всякий раз убеждаясь в правильности выбора художника.

В течение многих месяцев, проведенных вместе с больным художником для составления каталога, Петров просматривал сотни работ, перед глазами проходила вся творческая жизнь Лебедева. Естественно, когда возникали вопросы, реплики и суждения Владимира Васильевича о своих работах стали для Петрова основополагающими в понимании искусства художника.

Работа над монографией о Лебедеве отняла много лет и много сил. Книга вышла в свет. И вдруг Всеволод Николаевич обнаруживает в ней отсутствие одной драгоценной для него главы. Это был неожиданный удар, закончившейся больничной койкой. Я навестил выздоравливающего Всеволода Николаевича в больнице. Он горько пожаловался на обиду, нанесенную ему издательством»[96].

Меня давно интересовало, что же случилось тогда в ленинградском «Художнике РСФСР», и хотелось выяснить, как могло быть, что из готового макета убрали целую главу и никто в редакции об этом не знал. Ситуацию прояснил известный искусствовед Эраст Кузнецов, который в течение нескольких лет служил редактором издательства. Он объяснил, что в 1971 году (книга подписана к печати в октябре) подобного решения, то есть насильственного избавления от неугодного материала, не могло быть — времена изменились, и сотрудники редакции прежде всего старались помочь авторам найти убедительные аргументы, для того чтобы сохранить и текст, и собственную позицию. Монографию о Лебедеве готовил к изданию Геннадий Чугунов, серьезный и профессиональный историк искусства, и он не допустил бы сомнительного компромисса. В издательстве наверняка представляли, что значит подобный конфликт, и искали бы достаточно безболезненный выход. Тем более что Петров был уважаемым и авторитетным исследователем, его книги и статьи все хорошо знали. Но Кузнецов никогда не слышал о «тайном» уничтожении главы из книги Петрова. К сожалению, нужно признать, что некоторые опубликованные свидетельства обладают определенной «магией достоверности» несмотря на то, что далеки от реальности, на них ссылаются, и воображаемая история постепенно становится частью правдивого «показания» современника. Так, по-видимому, произошло с записками Курдова.