Владимир Лебедев

Осенью я держал экзамен в Академию Художеств. Выдержал одиннадцатым (держало 180, приняли 23). На экзамене познакомился с худ. Козлинским[113], и в стенах Академии мы ходили парой. Но я в Академии Художеств не нашел ни среды, ни профессуры. Так и осталась она у меня в памяти как «натуралистический монастырь» и в некоторых мастерских имитация старых мастеров. И она не вызывает у меня воспоминаний. Благодарен я только ее хорошей библиотеке.

Во время Первой империалистической войны я для заработка много работал как чертежник. Чуть было не пришлось стать солдатом, и, если бы не помощь Алексея Максимовича Горького, так бы и случилось.

В 1918 году выставлял в бюро Добычиной[114] на выставке «новых течений в искусстве».

В эти годы я очень много рисовал с натуры и делал большое количество набросков. Маслом я писал, но с ним у меня не всегда ладилось. Работы этого времени были у Добычиной, Гржебина[115] и еще у каких-то частных лиц — не помню.

В мае 1918 года делал плакаты для площади Жертвы Революции[116] в Ленинграде. В первую годовщину Октябрьской революции украшал «Полицейский мост»[117]. Помню, что одна установка на крыше дома у меня не ладилась, так и не пришлось полностью ее осуществить. Условия становились тяжелыми, но я всё же довольно много работал и с натуры, и по памяти. Преподавал в филиале Академии Художеств[118] и впоследствии был избран профессором Академии Художеств с 1918 по 1924 год.

Но преподавать — не значит еще учить, и меня эта работа как-то не захватывала.

В 1920 году организовал агитплакатный отдел РОСТА[119] в Петрограде, в котором проработал в качестве художника и в качестве заместителя заведующего художественным агитационным отделом до самой ликвидации.

Дружно мы тогда работали. В. Козлинский, Л. Бродаты[120] и я. Немного окон сделали С. Лебедева и Н. Радлов.

Делали выставку для делегатов 2-го конгресса 3-го Коммунистического Интернационала во дворе Урицкого[121].

Вспоминаю некоторые серии: «Польская авантюра», «Врангель», «Шептуны», «Чистка партии», «Голод в Поволжье», «Кого не надо выбирать в советы» и т. д. Всего мною сделано в то время от 500 до 600 плакатов. Часть уцелевших я в начале 1941 года слал в Публичную библиотеку им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

Вспоминаю, как с В. Маяковским взаимно «наносили» визиты Москва-Ленинград. Я с ним был в приятельских отношениях еще по «Сатирикону», в котором он тоже работал. Помню, я сделал плакат на тему, что, переходя на мирный труд, не забывай об капиталистическом окружении. Текст был написан (уж теперь не помню) неубедительно, и он, сразу увидя плакат, «сочинил»: «Работать надо — винтовка рядом».

Часть моих плакатов была опубликована как у нас, так и заграницей, но подбор в напечатанных изданиях (известно ВОКС[122] на французском и английском языках) был несколько однообразен и последнего периода работы в РОСТА.

Выразительность наша, которую отмечала вся пресса Америки и Англии и Франции, — отмечая всегда меня в первую очередь (нам самим у себя в стране всегда трудно истолковать свое выразительное).

Накануне десятилетней работы в ОГИЗе[123] я поссорился с Томским[124] (который вел вредную политику, он был тогда зав. Гизом) и принужден был отойти от этой работы. Не так долго в качестве штатного редактора проработал там С. Маршак. Основная масса книг сделана совместно с Самуилом Яковлевичем, выглядела так: «Мороженое», «Цирк», «Охота» (отдельно), «О глупом мышонке», «Багаж», «Усатый-полосатый», «Доска соревнований», «Веселый час» и ряд книжек, сделанных мной отдельно — «Лошадки», «Звери».

В 1928 году была издана моя монография и Русским Государственным Музеем[125] была устроена персональная выставка (пять комнат). Выставка потом по заявке Выборгского Дома Культуры была перенесена в помещение дома культуры. На выставке я показал не только графику, театральные работы, но и живопись, которая всё больше и больше меня увлекала.

Много места заняли бытовые мои зарисовки и акварели. Серия «Панель революции» (1922) и «НЭП» (это большая, которая тянулась с 1924 до конца 1928 года). Частично некоторые рисунки печатались в сатирической прессе «Бузотер», «Бич», «Дрезина».

Надо сказать, что в работе над этими [сериями] я часто вспоминал свои юные годы, проведенные в погоне за жестом и типами.

К детской книге я несколько остыл и погрешил перед массовой детской книгой (которая меня всегда интересовала — «О глупом мышонке» переиздается чуть ли не в пятнадцатый раз). За что меня выругала «Правда» 1935 года[126]: сборник С. Маршака из «Академии» делая рисунки не для детского издательства, я впал в одну ошибку — забыл свою же формулу (которая была в свое время опубликована, кажется, в журнале «Ленинград», — что детские (дошкольные) книжки может делать художник, который в состоянии восстановить в памяти желания и потребности своего детства. В этой работе я об этом забыл.