Владимир Листенгартен

А Вартан был расстроен. Он понимал, что Лена нанесла ему непоправимую рану. Он лелеял в душе ее образ, он помнил ее такой, какой она была, когда ей не было и сорока лет. А сейчас он увидел ее совсем другой. На себе не замечаешь, как меняет тебя время, и она, по-видимому, не представляла себе, насколько изменилась. Некоторые люди и в старости сохраняют красивые черты лица, которые имели в молодости, а другие изменяются неузнаваемо. Он увидел пожилую женщину совсем не похожую на его былую возлюбленную. Он теперь уже никогда не сможет вспоминать ее такой, какой она была в свои 38 лет. Теперь, даже если она ему и приснится, то такой, какой она стала сейчас – состарившейся и совсем не красивой.

Шарманка

 

Валентин и Наташа были пожилой супружеской парой. У них было трое детей – два сына и дочь, которые уже давно обзавелись собственными семьями и жили далеко от родителей. Они отпраздновали «золотую» свадьбу – 50 лет совместной супружеской жизни. В ресторане собралось много гостей, звучали тосты, играл оркестр, все танцевали и веселились.

Но их счастливую старость омрачала одна проблема. Наташа подозревала, что Валентин в молодости ей изменял. Она столько раз повторяла это, что постепенно и сама поверила в свою выдумку. Она считала всех сотрудниц организации, где работал когда-то ее муж, а также многих знакомых женщин его бывшими любовницами. Особенно она ненавидела троих, которых называла одну – «лупоглазой», другую «кривоногой», а третью – «косой» б...дями. Она говорила, что его измены стоили ей половины жизни и что она этого никогда не забудет. Каждый день к месту и не к месту она вспоминала про его измены. К примеру, он говорил:

– Дорогая, ты сегодня прекрасно выглядишь!

Она отвечала:

– Что-то ты раньше этого не замечал! Зато ты замечал, как выглядит эта твоя «косая» б...дь, называл ее «амазонкой»!

– Ну что ты говоришь! Я всегда любил только тебя!

– Это ты расскажи тем, кто тебя не знает, а мне твои сказки давно осточертели!

Он говорил:

– Давай поедем куда-нибудь, надоело сидеть на одном месте!

Она отвечала:

– Это теперь, когда тебе за 70, ты хочешь ехать со мной, а раньше ты постоянно уезжал в командировки со своими бабами! А для меня, когда я хотела ехать с тобой, у тебя всегда был один ответ – «На это нет денег!»

– Это неправда. Ты работала и не могла ехать со мной в командировки. Кстати, ты тоже ездила в командировки, и тоже без меня!

Если Валентин был чем-то недоволен, она говорила:

– Надо было жениться на какой-нибудь из твоих любовниц, они бы ухаживали за тобой лучше, чем я!

– Но ведь я женился на тебе и в дальнейшем от тебя не ушел, значит, мне никто не был нужен, кроме тебя!

– Это потому, что ты был уверен, что я буду за тобой ухаживать лучше, чем они, ты знал, что эти б...ди при малейших трудностях махнут хвостом и уйдут!

Так продолжалось изо дня в день. О чем бы ни шла речь, Наташа скатывалась все к той же тематике – к любовницам, которые по ее мнению, у него были когда-то. Сперва он сердился, возмущался, кричал. Пытался ее убедить, что ничего не было. Потом начал объяснять, что даже если предположить, что когда-то что-то и было, хотя это и неправда, то пора об этом забыть: им обоим уже далеко за 70 лет и не стоит портить себе нервы, вспоминая то, что якобы было 20, 30 или 40 лет тому назад. Но на Наташу это не действовало: она снова и снова говорила о его любовницах, чаще других вспоминая «лупоглазую», «кривоногую» и «косую».

Она, как заезженная пластинка, повторяла одно и то же. Он стал называть ее испорченной шарманкой. Стал веселым смехом встречать ее очередные сентенции на эту тему, громко кричал в ответ: «Шарманка, шарманка!», или «Заткни свою шарманку!» Но и это не помогало. Она продолжала петь свою песню.

Шли годы, и количество болезней, которыми они страдали, постоянно увеличивалось. Появлялись новые болезни, а старые не исчезали. Они оба перенесли по несколько серьезных операций. Однажды Валентин лег вечером спать, а наутро не проснулся. Ему было 77 лет. Его похоронили на местном кладбище, поставили на могиле памятник. Наташа стала часто приезжать на кладбище. Она садилась у его могилы на принесенный с собой складной стульчик и снова и снова повторяла вслух свои обвинения. Даже сейчас, когда его уже не было на свете, она не могла остановиться и думать о чем-либо другом. Она говорила:

– А, теперь ты молчишь! А молчание – это знак согласия! Теперь-то ты, наконец, признаешь, что у тебя были любовницы: эти «лупоглазые», «кривоногие» и «косые»! Теперь ты, наконец, понимаешь, что своим поведением ты отнял у меня полжизни!

Говоря это бессчетное число раз, она однажды подняла глаза и взглянула на памятник. И пришла в ужас: ниже имени и годов жизни белела надпись: «Останови шарманку, наконец!»