Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Милый сын,

я вчера поздно вечером вернулся из Галле – съезд еще не кончился, но мне стало нестерпимо, и после того, как я 4¼ часа подряд слушал Зиновьева[126] (вот кому хотелось сказать «Мы побежим…»), я решил сам «побежать». О том, что там происходило, Вы знаете (Ты и Твой брат) из моей корреспонденции в „New Russia“, которая появится через 1½ недели, в номере от 28 октября, и из моих фельетонов в «Последних новостях». Собственно говоря, ничего уж такого особенного не произошло. Но были моменты, когда я думал, что одна половина участников съезда поколотит другую; – думал – и втайне надеялся…

Посылаю Тебе очень милую задачку. „Weiß zieht und macht Remis“ значит не «белый тянет и ремизится», а «белые начинают и делают ничью». Пришли мне ответ. Для решения задачи Тебе потребуется не больше 5^ти минут.

Посылаю Тебе также очаровательный отрывок из Mark Twain.

Я очень рад, что Вы так часто пишете. Надеюсь, что забастовка не помешает почте, а то Мамочка опять станет мертвенькой… Что касается Вашего путешествия до Остенде, то в сущности это большая удача и счастливая случайность, что Вы (столь талантливо выяснившие itinéraire[127]), не оказались где-нибудь на пути в Копенгаген или Мюнхен…

Мамочка получила сегодня Твое письмо со стихами (где «балмочь»[128]). Она уже их переписала. Мы нашли, что в них есть хорошие мысли, но общее не имеет как-то единства настроения и мысли. Но это ничего, не падай духом… («Мы побежим»!)

Все-таки старайся не бросать «Персика»[129], насколько возможно. Fiacre Balacre хорошо переведен во второй редакции. Мамочка надеется, что она будет окончательная…

Газеты русские для вас собираются. В Китае, по-видимому, республика рухнула. Ты можешь сказать: это меня так же мало интересует, как китайский император…

Целую тебя, милый сын.

Влад. Набоков

Berlin. Grunewald

Egerstr. 1

1 марта 1921

Мой драгоценный,

вот Тебе чек, это на дорогу и уплату мелочей. Пожалуйста, пришли мне баночку Vinolia vanishing cream[130] и пачку Gillete blades[131]. Радуюсь Вашему приезду, несмотря даже на то, что Ты меня выселяешь – из моей же комнаты. Я поправился, но в «Руль» начну ходить только в конце недели. Целую нежно.

Твой Father.

Berlin Grunewald

Egerstr. 1

3 мая 1921