Конечно, среди годами копившейся в доме литературы водилось немало хлама, который можно было бы продать без всяких сожалений и переживаний. Но тут возникала загвоздка. Перекупщики давали за такую дрянь гроши, и, чтобы выручить сколько-нибудь весомую сумму, Осташову пришлось бы изъять с полок сразу десяток добротно изданных единиц макулатуры. И это бы бросилось в глаза матери. А так, когда исчезала одна-две книжки, то, если даже мать и обращала на это внимание, всегда можно было сказать ей, мол, друг почитать попросил.
Владимир долго вздыхал, но так и не смог выбрать, кого из трех авторов принести в жертву. И решил перевалить ответственность на жребий. Он закрыл глаза, крутнулся на одной ноге на 360 градусов и с размаху хлопнул рукой по тому месту, где находились приговоренные. Открыв глаза, он увидел, что ладонь базируется одновременно на Во и Рембо. Чтоб никого не обижать, Осташов свез на Арбат… всех троих.
* * *
В Хитровский переулок Владимир прибыл уже в более или менее устойчивом состоянии духа.
Ободранную дверь продаваемой квартиры, как и в первый раз, ему открыл Камиль Петрович. Но сейчас этот представитель продавца выглядел особенно озабоченным. Едва поздоровавшись, он, не включая в прихожей люстру-бутылку, сразу пошел в комнату.
– Идемте, – сказал Камиль Петрович. – Сейчас сами все увидите.
Осташов проследовал в комнату, и увидел там, кроме Камиля Петровича, еще двух людей, чьи лица показались ему знакомыми. Приглядевшись, Владимир узнал их. Это были те самые субъекты, которые вчера, будучи в непотребном виде, вышли из дворика этого самого дома №2 по Хитровскому переулку и сильно удивили Осташова, когда укатили на собственном «Мерседесе». Мужчина, занявший тогда место за рулем иномарки, сидел теперь на стуле, совершенно трезвый и мрачный. Другой же был по-прежнему сильно пьян и лежал на некоем подобии дивана под разбитым окном. Правая рука его была поднята и не опускалась. Да и не могла опуститься, поскольку была прикована наручниками к батарее отопления.
– Приветствую! – нечленораздельно рявкнул со своего топчана узник и с радостной улыбкой помахал Владимиру ладонью прикованной руки.
Осташов тоже помахал рукой, но с меньшим энтузиазмом.
– Вот! – сказал Камиль Петрович. – Это и есть хозяин квартиры. Сбежал вчера, пока мы с вами переговоры на фирме вели. И только сейчас вот, как раз перед вами, приполз. А вы еще хотите, чтоб он на сделке присутствовал!
– Я такого не говорил, – сказал Владимир.
– Ну, начальник ваш. Какая разница? – сказал Камиль Петрович и начал выговаривать сидящему на стуле товарищу: – Как ты мог упустить его, Андрюха?! Ну как ты мог? Ты же знал, что все документы уже готовы, что скоро сделка.
– Я тебе уже сказал, Петрович, – ответил Андрюха. – Он, сука, воспользовался тем, что мимо патруль ментовский проходил. Понимаешь ты или нет? Я же его пытался держать, но смотрю, менты на нас смотрят, ну я и отпустил его. А что было делать, екэлэмэнэ? Ты же знаешь, я паспорт потерял, а новый только через неделю сделают. Замели бы меня, бухого, и крандец! Сколько бы продержали в камере?
– Ладно, хватит, – тихо сказал Камиль Петрович, – слышал я уже все это.
– А хрена тогда орешь? – утомленно спросил Андрюха.
– Ха-ха-ха! – внезапно захохотал хозяин квартиры, глядя в потолок.
– Толик, – тихо сказал ему Камиль Петрович. – Ты рот вообще не открывай. Не доводи меня, сволочь.
Толян улегся на бок, положил свободную ладонь под щеку и закрыл глаза.
Осташов стоял в растерянности. Камиль Петрович был прав, никаких дел с хозяином жилья сегодня получиться не могло. Совместные с ним визиты в наркологический и психоневрологический диспансеры представлялись нереальными, а ведь без сволочи Толика (с этим определением Камиля Петровича Владимир был согласен) справку о том, состоит ли он там на учете, никто не выдаст.
– Ну, короче, – сказал Камиль Петрович. – Плюс я тут вижу только один: что он все-таки притащился домой, а не завис где-нибудь у своих друзей. Значит, так, Андрюха. Алле, ты меня слышишь? Андрей!
– Что?!
– Держи флаг бодрей! У нас есть до сделки два дня. Два дня, чтоб он стал похож на человека. В принципе достаточно.
Из-под окна донесся храп уснувшего Толяна.
– Закемарил? – сказал Камиль Петрович, глянув в сторону топчана. – Это хорошо. Андрей иди это, поставь курицу вариться. Как проснется, мы сунем его в душ, потом бульончик попьет.
– Не станет он бульон пить, – сказал Андрюха.
– Не станет – не получит свой стакан сухого. Так что, как миленький станет, никуда не денется. Андрюха, имей в виду, до сделки он ни под каким соусом не должен выходить из квартиры.