Сколь шустр был Камиль Петрович в пути, столь же проворно он влезал и в очереди к нужным учрежденческим окошкам.
Как выяснилось, присутствие пьяницы Толяна при получении бумаг и не требовалось: у Камиля Петровича была генеральная доверенность, которая позволяла проводить любые действия от имени алкоголика. Заминок не было ни малейших. В конечном итоге, не прошло и полутора часов, как на стойке регистратуры психоневрологического диспансера женщина в белом халате хлопнула печатью по последней справке, и Камиль Петрович сказал Владимиру: «Ну, хоп, я поехал».
Осташов положил справку в свою папку и хотел уже вслед за Камилем Петровичем покинуть диспансер, но вдруг его внимание привлекла большая профессионально написанная картина, украшавшая дальнюю стену холла.
Владимир подошел ближе и принялся рассматривать холст.
На картине был изображен мужчина, почти голый, прикрытый в соответствующем месте лишь набедренной повязкой, который, управляя каким-то странным бескабинным полувертолетом-полусамолетом, драматично ускользал от трех летающих вокруг него скелетов чудовищ, так и норовивших зацепить пилота кинжальными лезвиями зубов и когтей. Левой рукой летчик сжимал штурвал, а правой – палаш, которым отбивался от преследователей.
Там и сям на картине, в промежутках между участниками адской гонки, в разных направлениях порхала мелкая живность. Как то: воробышек о четырех лягушачьих ногах, крылатая ящерка с головой мыши, помесь бабочки с пескарем и другие вполне мирные персонажи, которые, как видно, не имели отношения к основной коллизии и поэтому выглядели случайными прохожими, попавшими в зону уличной перестрелки бандитов. Сюжет несомненно был почерпнут безвестным художником из кошмарных снов и галлюцинаций.
Осташов привычным взглядом оценил палитру использованных масляных красок. Преобладающими цветами тут были: черный (фон), красный и телесный. «Влияние Босха», – подытожил свои наблюдения Владимир.
Нарисованная страстно и убедительно (насколько убедительным может быть бред больного), картина произвела на Осташова должное впечатление. Однако следует заметить, это было впечатление, которое принято называть эстетическим. Владимир, конечно, вспомнил свои недавние размышления о смерти. Вспомнил и фантазию, в которой черный лучник целился в спину удалявшегося на лошади скифа. Но к собственному удовлетворению ощутил лишь слабые отголоски былого страха. Только вот неприятно скользнуло опасение – как бы это леденящее отчаяние и ужас перед неотвратимостью смерти не повторились.
В холле диспансера было безлюдно. Осташов вернулся к окошку регистраторши и спросил ее:
– Извините, а вам не кажется, что здесь могли бы быть картины повеселее? В таком заведении, как ваше, наоборот бы надо какой-нибудь лес с речкой повесить, или вазу с цветами…
Владимир жестом пригласил женщину критически посмотреть на жуткое полотно. Однако та посмотрела только на самого Осташова, а переводить взгляд на картину, видимо, давно уже опостылевшую ей, не стала. Она вздохнула и вновь обратилась к лежащему перед ней на столе непомерно иллюстрированному журналу мод.
– Что пациенты дарят, то и вешаем, – сказала она тоном, каким в учреждениях просят посторонних не мешать работать. – А вы что хотели?
«Так и знал, что этот Иероним Иваныч Босхов состоит здесь на учете», – подумал об авторе картины Владимир.
Он вышел из диспансера и закурил на крылечке. При этом Осташов вспомнил свое решение бросить курить и подумал: «Да какого черта?! Я могу бросить в любой момент – это главное. Так что сейчас могу курить, сколько влезет. А брошу – потом, когда захочу».
День складывался, как нельзя лучше. Справки получены, Камиль Петрович показал себя с самой лучшей стороны и был явно не из мошенников, в чем и требовалось убедиться. Все шло, как по маслу. Осташов определенно входил во вкус риэлтерской работы, и она все больше нравилась ему.
«Что дальше? – Бодро задал он себе мысленный вопрос и сам же мысленно на него ответил: – Дальше мне надо домой, немного поспать и – на пикник, в Красково. Интересно, а Букер на этот – как его? – на тимбилдинг приедет?» Ответа у Владимира не было, а строить предположения он не стал.
* * *
Между тем, именно в этот момент, находясь в совершенно другой части города, на кухне своей квартиры, гендиректор фирмы «Граунд+» Константин Иванович Букорев (или Букер, как его называли за спиной сотрудники фирмы) раздраженно сказал:
– Нет, я не поеду на этот… гм-гм… тимбилдинг!
Константин Иванович отодвинул от себя пустую тарелку, рукой отмел к тарелке крошки с кружевной скатерти, посмотрел, чисто ли стало место, которое он подмел метелкой ладони, и поставил на это место левый локоть, облаченный в синий рукав, – Букорев был в прекрасном, переливающемся глубью синевы костюме и синем же атласном галстуке.
– И ты, Галя, – продолжил Букорев, – знала, что мне с самого начала не нравилась эта твоя идея с выездом всей фирмы на природу!