Владимир Раевский

По пути домой Раевский, остановившись у костра, достал из сумки тетрадь, на обложке которой было написано «Проект устава вольнолюбивого кружка «Железные кольца», и бросил его в костер. А потом взял в руки свой формуляр, прочитал, что «по службе и в хозяйстве хорош, способности ума имеет хорошие, пьянству и игре не предан, знает немецкий и французский языки, математику и другие науки». Через минуту и формуляр полетел в костер, а про себя Раевский молвил: «Теперь все это никому не нужно; у отца на меня имеется свой формуляр…»

С отъездом из Каменец-Подольского главных организаторов кружок прекратил свое существование…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ «ДЛЯ ПОЛЬЗЫ БЛИЖНЕГО ЖИТЬ — СЛАДКАЯ МЕЧТА…»

Я в море суеты блуждаю,

Стремлюсь вперед, ищу пути

В надежде пристань обрести

И снова в море уплываю.

Раевский — Батенькову

Молодой, образованный, прошедший через все испытания войны, Раевский ушел из армии. Нелегко было ему сделать этот шаг, но он все-таки сделал.

Из-за границы Раевский, как и многие другие офицеры, возвратился на родину с надеждой, что простому народу будет дано облегчение. «Сотни тысяч русских своею смертью искупили свободу целой Европы, — писал он. — Армия, избалованная победами и славою, вместо обещанных наград и льгот подчинилась неслыханному угнетению. Военные поселения, начальники, такие, как Вит, Шварц, Желтухин и десятки других, забивали солдат под палками; крепостной гнет крестьян продолжался, боевых офицеров вытесняли из службы… Усиленное взыскание недоимок, увеличившихся войной, строгость цензуры, новые наборы рекрут и проч. проч. — производили глухой ропот… Власть Аракчеева, ссылка Сперанского, неуважение знаменитых генералов и таких сановников, как Мордвинов, Трощинский, сильно встревожили, взволновали людей, которые ожидали обновления, исцеления тяжелых ран своего отечества…» Передовые офицеры начали открыто и решительно говорить о творимых безобразиях.

Отец Раевского владел винокуренным заводом в Курской губернии. Когда он узнал, что Владимир уходит в отставку, он надеялся передать управление заводом сыну, в лице которого Федосий Михайлович видел самого достойного наследника, способного сохранить и увеличить родовое состояние. Старшая сестра Владимира, Александра Федосеевна, всегда была за то, чтобы брат оставил военную службу, и теперь радовалась его приезду, тайно готовила ему невесту.

В первый день возвращения Владимира в отчий дом между ним и отцом состоялся откровенный разговор.

— Владимир, ты окончательно решил оставить военную службу? — спросил отец. — Или, может, отдохнешь немного, съездишь на воды и воротишься в армию? Я похлопочу тебе место поближе к дому…

— Нет, отец, сейчас не надо ничего предпринимать, как говорят, поживем — увидим. А вы как думаете?

— Если тебя интересует мое мнение, то я тебе скажу, что мне желательно всегда видеть тебя здесь, но для меня, Владимир, служба в армии считается всегда самой почетной.

— Теперь, отец, армию захватила аракчеевщина, словно зараза. Надеюсь, вы слыхали, что творится в военных поселениях?

— Слыхать слыхал, но у меня мало веры тому.

— Мало, говорите. Вот сейчас я вам представлю одно из доказательств, прислал мне его мой друг, да вы его знаете, Гавриил Батеньков, тот, который заезжал сюда, да не застал меня дома.

Порывшись в сумке, Владимир извлек оттуда лист, подал отцу.

— Полюбопытствуйте, это список из одного повеления Аракчеева.

«У меня всякая баба, — читал вслух Федосий Михайлович, — должна каждый год рожать, и лучше сына, чем дочь. Если у кого родится дочь, то буду взыскивать штраф. Если родится мертвый ребенок или выкинет баба — тоже штраф. А в каждый год не родит, то представлять десять аршин точива[1]».

— Неужели правда? — удивился отец.

— Ни малейшего сомнения нет, есть вещи еще и похуже…

Затем Владимир побывал в губернском городе, повидался со знакомыми, осмотрел имение отца, но уже через неделю начал скучать по друзьям. Единственное, в чем он мог излить свои чувства, были стихотворения.