Проводив гостя, Михаил Федорович возвратился в комнату и, глядя на Раевского, спросил:
— Полагаю, Владимир Федосеевпч, что сейчас нет необходимости продолжать отвечать на ваш вопрос. Вы человек проницательного ума, и если не все, то многое уразумели.
На второй день Ипсиланти перешел русско-турецкую границу, оказался в Яссах. С территории Бессарабии через Прут в Валахию переправилось более тринадцати тысяч этеристов.
Южные декабристы с пристальным вниманием следили за борьбой этеристов, выражали им горячее сочувствие. Они надеялись, что восстание греков приведет к русско-турецкой войне, что, в свою очередь, создало бы в России благоприятные условия для начала вооруженного восстания. Но это понимало и царское правительство. Напуганное революционным движением в Европе, оно стало опасаться греческого национально-освободительного движения. Александр I вначале сочувственно относился к этерии, потом резко изменил к ней свое отношение. По мнению Раевского, восстание греков «пробудит… народный сои и гидру дремлющей свободы» в России.
В стихотворении, посвященном этим событиям, он пишет:
Пушкин также внимательно следил за событиями в Греции и писал: «Дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие», и: «…ничто еще не было столь народно, как дело греков…»
После того как этеристы потерпели поражение, Пушкин, зная истинные причины поражения, в повести «Кирджали» писал: «Александр Ипсиланти был лично храбр, но не имел свойств, нужных для роли, за которую взялся так горячо и неосторожно. Он не умел сладить с людьми, которыми принужден был предводительствовать. Они не имели к нему ни уважения, ни доверия…»
Дружеские отношения Пушкина с Раевским поддерживались с первых дней знакомства и до ареста Раевского.
Уже потом, в январе 1826 года, когда великий поэт находился в Михайловском и, узнав о событиях 14 декабря и последовавшей за ним волне репрессий, прокатившейся по всей стране, в письме к Жуковскому писал, что объявлена опала также и тем, кто имел какие-либо сведения о заговоре и не донес. «Но кто же, кроме полиции и правительства, не знал о нем? О заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Все-таки я от жандарма еще не ушел, легко можно уличить меня в политических разговорах с каким-нибудь из обвиненных… В Кишиневе я был дружен с майором Раевским…»
Не знал тогда поэт, что в окрестностях Михайловского о нем тайно собирал сведения агент-осведомитель Бошняк, присланный из Петербурга. Он имел открытый лист на арест Пушкина, если будет обнаружено, что Пушкин «возмущал к вольности крестьян…». Достаточно было какого-либо наговора, и поэт был бы арестован. Тайный агент ничего крамольного не обнаружил. Открытый лист случайно оказался неиспользованным. Однако Пушкин, ожидая обыска и ареста, уничтожил свои дневники кишиневских лет. Нет сомнения, что в них мы бы нашли любопытные детали о его дружбе с Раевским.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«…ОРЛОВ НЕДЮЖЕГО ПОКРОЯ…»
В Кишиневе все знали дом таможного сборщика пошлин, берегового капитана Михалаке Кацике. В гостеприимном доме не раз бывали Раевский и Пушкин. С обаятельным и прогрессивно настроенным хозяином их познакомил генерал Пущин, постоянный посетитель дома Кацике. Вокруг Кацике группировались просвещенные люди города. Вечерами в доме велись разговоры на самые различные темы.
На одном из вечеров весной 1821 года генерал Пущин преднамеренно завел разговор о масонах. Он уже давно задумал создать масонскую ложу в Кишиневе.
Масонство, история которого уходит в глубину веков, покрыта мраком подлинных и мнимых тайн, является организацией мирового толка. Даже многие организаторы масонских лож мало знают или вообще не знают истинных целей масонов, скрываемой за лозунгами братства, любви, равенства и взаимопомощи. Не знал, очевидно, этого и генерал Пущин. Его предложение о создании ложи было одобрительно встречено присутствующими на том вечере. Большинство из них уверовало, что ложа будет заниматься просветительством, способствовать нравственному совершенствованию. Прошедшая Отечественная война всколыхнула людей, объединила их, но после нее начался застой в общественной жизни. И чтобы выйти из застоя и затворничества, прогрессивно настроенные люди стали объединяться в различные кружки, союзы. Даже в армии после ее заграничного похода создавались «бытовые» артели, а на самом деле они были идейным содружеством вольнодумных офицеров.
Привлекательность масонских лож была вызвана тем, что они являлись как бы маленькими независимыми островами в море всеобщего официального застоя. Многих влекла в масонство таинственность этих союзов «свободных каменщиков».