Владычество1

Кларенс утвердительно кивнул головой. Он зашел в туалет, достал из кармана портативный монитор для анализа крови и пузырек с пластмассовыми полосками. Зажав в одной руке бежевый прибор в форме ручки с иголкой внутри, прижал его к левому мизинцу. Легкий выстрел, укол иглой, и темная кровь появилась на пальце. Кларенс помассировал мизинец, чтобы кровь капнула на лакмусовую полоску, затем нажал кнопку на мониторе и ждал, пока насчитает шестьдесят. Тем временем он вытер палец ватным тампоном и спрятал пузырек в карман.

Досчитав до пятидесяти семи, монитор начал издавать пикающие звуки. Кларенс аккуратно вытер полоску на третьем звуке и вставил ее в другую щель, чтобы получить окончательный результат. Это было число 178. Могло быть и хуже, но все-таки

46

больше, чем он ожидал, слишком много. Из другого кармана он достал маленький бесцветный пузырек с инсулином, одноразовый шприц, расстегнул рубашку, снял оранжевый колпачок с иглы, набрал четыре кубика инсулина и сделал себе укол в живот.

Ему надо было принимать инсулин, чтобы бороться с избытком сахара, иногда же его беспокоил избыток инсулина. Но сейчас он использовал это как повод, чтобы уйти оттуда, где он не хотел находиться, хотя знал, что все равно должен вернуться туда. Почему он должен говорить что-нибудь на похоронах? С неохотой он вернулся и проследовал к своему месту.

— Господь говорит: что человеку положено однажды умереть, а потом суд, — говорил в это время пастор Клэнси. — Однажды мы все предстанем перед Господом, и ни золотые украшения, ни кожаные башмаки, ни праздничные пасхальные шляпы, ничто не повлияет на Его решение.

— Аминь! — зазвучало со всех сторон, а женщина позади Кларенса сказала, — Иисусе!

Он слышал звуки открываемых сумочек, шуршание разворачиваемых носовых платков и звуки плача. Часть его сопротивлялась тому, что эта черная церковь пробуждала сейчас в нем — что-то драгоценное, но давно забытое.

— Дэни была христианкой, — говорил в этот момент пастор, — и ее имя записано в книге жизни Агнца. Бог говорит: благодаря тому, что Я сделал для тебя на кресте, ты будешь со Мной на небесах в вечности. Хорошо, она сейчас с Ним, но мне ее не хватает. Если бы я мог вернуть ее, сделал бы я это?

— Да! В мгновение ока!

— Я так не думаю. Это было бы эгоистично. Однажды мы встретим Иисуса в ином мире, и я не думаю, что мы бы захотели вернуться сюда.

— Это правда, — поддержал пастора кто-то из зала.

Клэнси продолжал говорить еще несколько минут, затем

взглянул на Кларенса.

— А сейчас я хочу пригласить того, кого знают многие из вас, — Кларенса Абернати. Возможно, вы читаете его статьи в «Трибьюн». Я прошу сказать несколько слов о его сестре Дэни. Пожалуйста, Кларенс, выйди сюда.

Кларенс вышел вперед и повернулся лицом к аудитории. Он видел перед собой полные внутреннего достоинства лица пожилых женщин. Это были страстные, излучающие сияние лица, готовые взорваться эмоциями, как они делали всегда, когда на

47

кафедру выходил черный проповедник. Кларенс всегда чувствовал себя неуютно, когда ему надо было выставлять себя напоказ, это выглядело как комплекс неуспешного черного человека. Он ощущал себя чрезвычайно неловко, стоя за кафедрой. Если Бог хочет проговорить что-то через него, то Он сделал крайне невыгодный выбор. Кларенс не мог думать ни о чем и просто стоял перед аудиторией, глядя в свои наброски, ожидая вдохновения свыше.

— У Дэни был особый дар готовить, когда она была еще маленькой девочкой. Она всегда любила находиться рядом с мамой, а мама всегда была на кухне. Я помню, когда они готовили опоссума, и мама объясняла Дэни, что его надо варить до тех пор, пока ощипывать станет легко.

Пронесся легкий смешок, некоторые улыбнулись.

Голос Кларенса непроизвольно менялся по мере того, как он становился частью этого собрания.

— Мы с Дэни пели вместе в хоре. Вместе попадали в различные переделки. Мы рыскали по округе, выслеживая енотов, скунсов, барсуков и лисиц. Иногда мы могли весь день наблюдать, как растет кукуруза, и мечтали. Мы о многом мечтали — и я, и Дэни.

Он немного помолчал, и его голос окреп: