— Помнится, воскресенье было самым лучшим днем недели. Мы оставляли хлопковые поля и перекошенные лачуги и шли в дом Божий. Если бы не воскресенья, нас бы просто замучили до смерти работами, мы не доживали бы и до пятидесяти. В воскресенье мы надевали самое лучшее. Мама намазывала воротник моей единственной белой рубашки пшеничным крахмалом, чтобы приклеить торчащие нитки. Я надевал штаны, в которых было меньше всего дыр. В любую погоду мы шли семь километров пешком в воскресную школу. И по пути мы не скучали: со стариной Илайджей мы всегда придумывали разные проказы.
Обадиа посмотрел на Джону и Тая и закивал головой, как бы говоря: несмотря на свой возраст, все еще помнит, что значит быть подростком. Глаза всех были устремлены на дедушку. Хотя тело Обадиа и ослабело, его взгляд был все так же тверд, и он все еще был для семьи нерушимым авторитетом.
— Пастор служил сразу в четырех церквях, поэтому мог проповедовать у нас только раз в месяц. После занятий воскресной школы был перерыв, а затем начиналось основное служение. Проповедник поднимался на сцену и говорил: «Помните свою маму? Как она обнимала вас и прижимала к себе? Но теперь ее нет, и вас больше некому обнять», и он продолжал в том же духе, пока все мы не начинали хлюпать носом и всхлипывать. Он напоминал нам о наших бабушках и всех умерших родственниках до тех пор, пока мы не приходили в отчаяние. И тогда он восклицал: «Но однажды вы опять встретитесь со своей мамой! Если вы любите Иисуса, то однажды попадете на небеса, и ваша мама будет там, встречая вас широко открытыми объятиями. Кто из вас уже ждет не дождется этого дня?»
Обадиа старался передать интонацию проповедника семидесятипятилетней давности.
— Люди восклицали и хлопали в ладоши, тряслись и дро-
235
жали. Не так, как в некоторых церквях, где просто читают лекцию, которую в какой-то момент нужно прервать, чтобы ты не заснул. В современных церквях больше не проповедуют о небесах, и вообще ни о чем подобном. Ни о чем подобном. Наверное, сегодня мы думаем, что наш дом — этот мир. Может, именно поэтому у нас такие большие проблемы.
Запавшие глаза Обадиа обозревали сидящих за столом так, как будто во время партии в покер он пытался прочитать по их лицам, какие у них карты.
— Затем была неделя служений пробуждения. Отовсюду съехались родственники. Церковь в те дни была как одна семья, всегда вместе. Мы много ели, пели, проповедовали и много жертвовали — иногда по два или три раза за служение, если не получалось собрать достаточную сумму для бедных.
— А я думал, что вы были бедными, — сказал Джона.
— Ну, по сравнению со многими другими, — да. Но всегда найдется кто-то беднее тебя, и ты всегда можешь ему помочь. Помните об этом, детки.
Обадиа обвел взглядом детей, чтобы решить, на ком остановить свет своих глаз, и на этот раз выбор пал на Кейшу.
— Мы собирались вместе, чтобы сосредоточиться на лучшей жизни — жизни грядущей. Мы всегда читали Писание, в котором говорится, что мы — странники и пришельцы. Племя рабов понимало это, владельцы же земли — никогда. Знаешь, Кейша, у черных в те времена не было земли. Вернее, у некоторых она была, но таких было очень мало. Мы были испольщиками. Наши отцы были рабами. Мы знали, что это — не наш дом. Когда ты думаешь, что чем-то владеешь, тебе труднее, потому что ты начинаешь вести себя не как арендатор, а как важный хозяин. Но этот мир, детки, принадлежит Богу. Человек здесь не хозяин. Все мы — только испольщики на Божьей земле. Но Он никогда не обманывает нас. Грядет время жатвы, и Он вознаградит нас за наши труды.
— Но иногда так не кажется, папа, — сказал Кларенс. От этих слов Женива вздрогнула. Она никогда еще не слышала, чтобы Кларенс спорил со своим отцом в присутствии детей, по крайней мере, не по духовным вопросам, — в этом мире происходит много плохого, и иногда наши труды не получают вознаграждения.
— Это потому, сынок, что еще не настало время жатвы. Просто подожди. Просто подожди.
236
«Я уже устал от постоянного ожидания».
— Уповай на Него, и дорогой Иисус не подведет. Эти телепроповедники хотят всех убедить, что время жатвы уже настало. Только дай пачку денег, и возле твоего дома сразу же появится большой «Кадиллак». Покажи мне главу и стих, где об этом говорится. Не можешь? Бог говорит, что мы пожнем урожай в свое время, если не ослабеем. И это время еще не настало. Не сдавайся, сынок. Только не сдавайся.
Глаза старика неподвижно уставились в окно. Его губы продолжали двигаться, но в мыслях он был далеко отсюда.
— Я помню те старые песни — черные как ночь, черные как ворон. «Нас заберут», «Прилети за нами, колесница», «Я улечу», «Прямо в Царство Славы», «Уже совсем недолго». Мы всегда пели о «том дне, что грядет». Мы знали, что этот день еще не настал.
Обадиа в этот момент был где-то далеко. «О ком он сейчас думает? О маме? — размышлял Кларенс. — О жене? О дочери? Или о маленькой Фелиции?»