владычество2

— Знаете ли вы, — сказал он, — что мистер Линкольн был хорошим другом старика Фредерика Дугласа, бывшего раба? Однажды президент сказал речь, а Фредерика не пустили к нему. Тогда Аб приказал впустить к нему черного, и сказал ему при всех: «Мистер Дуглас, я уважаю Ваше мнение, как ничье другое». Вот какой он был, Линкольн. И вот какой был Дуглас. И не позволяйте никому говорить, что вы хуже.

— Папа, расскажи еще о Фредерике Дугласе, — сказала Марии, — чтобы дети послушали.

— Фредерик родился где-то в начале 1800-х. Сам научился читать, когда ему было двенадцать. Стал свободным, сбежав, но всегда опасался, что его поймают и вернут. Знаете, сколько у него было книг, когда он умер?

— Сотня? — спросила Кейша, расширив глаза.

— Сотня это тоже было много в те дни. Книги были тогда редкостью. Но у мистера Фредерика Дугласа было больше десяти тысяч книг.

— Интересно, что ты вспомнил о Фредерике Дугласе, — сказал Харли, — я вот только на этой неделе цитировал из него на лекции по афро-американской литературе. Он писал о лицемерии в христианских церквях. Видите, Дуглас отвергал это ваше христианство.

— Из того, что есть фальшивые деньги, не следует, что настоящие деньги плохие, — сказал Обадиа, — ты не договариваешь, сынок. Фредерик Дуглас был рукоположенный служитель, дьякон церкви. У меня нет твоих ученых званий, мальчик, но его биографию я читал много раз. Дайте-ка мне ее, я вам прочту что-то интересное.

Софи подошла к книжному шкафу, взяла с полки книгу и принесла ее Обадиа. Он нетерпеливо открыл ее и стал искать нужное место.

— Ага, вот, — воскликнул он, — вот что говорил мистер Фредерик Дуглас.

Он прокашлялся, принял важный вид, как и всякий раз, когда зачитывал что-то вслух. «Между христианством нашего края и христианством Христа вижу пропасть столь широкую, что для того, чтобы стать благим, чистым и святым, оно должно

110

перестать быть плохим, развращенным и лукавым. Чтобы быть другом одному, нужно стать врагом другому. Я люблю чистое мирное и единое христианство Христа, следовательно, ненавижу развращенное, рабовладельческое, унижающее женщин, барышническое, лицемерное христианство нашего края. Считаю это верхом извращения имени, наглейшим обманом, самым лживым из ярлыков».

— Видишь, сынок, он отвергал извращенное христианство, но приветствовал истинное. Надо отличать одно от другого, и не выплескивать младенца вместе с водой.

— Расскажи еще историю, дедушка, — сказала Селесте.

— Ну, что еще... а, вот. Один цветной часто ездил через штат Миссисипи, ну скажем, из Луизианы или Арканзаса, или Алабамы. И вот, это проповедник едет через Мисси, и молится вслух громко, как и все черные проповедники: «О, Господь, помоги мне преодолеть Миссисипи!» После недолгого молчания, проповедник услышал голос с неба. Это сам Бог ему ответил: «Сын мой, не знаешь, чего просишь! Даже Я не езжу через Миссисипи!» Но это просто история, дети. Всемогущий, Он и в Миссисипи всемогущий, и не говорите, что дедушка вам сказал другое, слышите?

— Расскажи о ку-клукс-клане, деда, — попросил Джона.

— Мой отец объяснял нам однажды, что такое Клан, после того, как они однажды примчались на лошадях и воткнули горящий крест возле старого сарая. Папа сказал, что когда Бог делал людей, то для тех, которые стояли в конце очереди, не хватило мозгов. Тогда Бог дал им белые покрывала на головы, чтобы никто не видел, что у них нет мозгов. Так начался Клан.

Все в комнате стали смеяться, хлопать себя по коленям. Потом Харли стал объяснять, откуда на самом деле появился ку-клукс-клан. Но Кларенсу больше нравилось папина версия. Харли стал рассказывать о борьбе за свободу и против сегрегации на юге. Он смешно подражал акценту белых, удивлявшихся борьбе черных против сегрегации, с недоумением говоривших: «Не понима-а-аю, что случи-и-илось. Будто но-о-очью что-то всели-и-илось в этих черных». Старшие члены семьи, включая Кларенса, не могли насмеяться, а дети ничего не поняли. И, правда, белые так смешно говорят.

— Расскажи, как вы жили в старом доме, деда, — попросила Кейша.

— Ну, как... ночью все дети спали вместе, сворачиваясь клубочком, чтобы согреться, да, вместе.

— Фу! — сказал Джона.

— Ничего не фу. Иногда мой нос так замерзал, что я не знаю, что и делал бы, если бы не мог спрятать его на затылке брата Илайджи. Трудное было время, но хорошее, — слезы навернулись на его глаза. Он смотрел на потолок, словно хотел просверлить его взглядом, — я скучаю по тому времени, кода мы ели высевки, кукурузные початки, чистили выловленную из реки рыбешку и сидели на крыльце теплыми вечерами. Мы с Илайджи, папа, мама и все остальные просто слушали, как где-то лают собаки, смотрели на звезды и видели лицо Божье.

— Как бы я хотел, чтобы дядя Илайджи приехал на Рождество в этом году, — заметил Кларенс.