— Не говори мне о мифах, сынок, — Обадиа говорил жестко. Кларенс уже давно не слышал, чтобы он говорил с такой силой, —- я видел времена, когда было так худо, что ты и представить не можешь. А мой отец видел времена, которые я представить не в силах. Поэтому не надо говорить, что сейчас дела идут не лучше, чем раньше.
— Папа, — умоляюще сказал Харли, — Малкольм говорил, что нельзя назвать прогрессом то, что ты воткнул в человека нож на 23 см, а потом вытащил его на 15 см. Посмотри вокруг. Единственный способ избегнуть рабства — это продаться белому бизнесу. Весь вместе взятый черный бизнес Америки — меньше империи Билла Гейтса. Один белый сильнее всех черных вместе взятых. Это справедливо?
— Равенство не означает одинаковость каждого, сын, — сказал Обадиа, — черные начали позже —- мне ли не знать. Но это Америка. А все люди были созданы равными.
— Ты так говоришь, будто это что-то значит. А они пишут, что даже не считают черных за людей. Белые любят цитировать из Библии: «Рабы будьте покорны своим господам». А ты, что думаешь, брат? — он посмотрел на Кларенса. — Ты рассказал им, что Верховный Суд, постановивший, что Дред Скот не имеет прав, открывает свои заседания молитвой. И там на каждом столе лежит Библия. Вот это отношение христианства к черным. Так было, так будет, — Харли снова взглянул на отца, — хотел бы я, чтобы ты изменил свое мнение, отец, и приобщился к истинной вере черных. Еще не поздно.
Обадиа с силой втянул в себя воздух и сел прямо.
— Послушай-ка меня, сын, и слушай внимательно, — голос его звучал четко и твердо, — я знаю истинную веру черных, коричневых, красных, желтых и белых. Всяких. Это вера в Иисуса, который сказал: «Я есть Путь и Истина и Жизнь». Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как ты нападаешь на веру, являющуюся основой этой семьи. Веру твоей мамы, моих отца и матери и их родителей. Слышишь, что говорит твой папа, Харли?
— Это стало их верой, потому что их белые господа привили им христианство. А мое имя Исмаил Салид.
— Не говори мне, как тебя зовут, мальчик, — Обадиа встал и погрозил пальцем. Кларенс никогда не видел, чтобы глаза отца так горели. Отец выглядел так грозно, — это я дал тебе имя. Я и твоя дорогая мать. Я люблю тебя, сын, но ты всегда будешь Харли. Кто-то другой может звать тебя Карим Абдул Хабар или Аятолла Хомейни, или сестра Сулья, как им хочется. Но я дал тебе твое имя, и буду звать тебя Харли, пока не умру, и ничто не заставит меня изменить это. Ты слышишь меня, мальчик?
— Да, папа, — тихо сказал Харли, — но что бы ты ни сказал, для черных есть одна подлинная религия — ислам. Христианские миссионеры пытались имплантировать в Африку белую куль-
туру. А что они сделали для отмены работорговли? Малкольм сказал: «Христианство — религия угнетателей». Христианство учит пассивности. Это опиум, чтобы держать черных в повиновении. Ты можешь сказать, глядя мне в глаза, что это не так?
— Могу, — сказал Кларенс, — некоторые белые извратили христианское учение, а оно не таково. Почитай о Христе в Новом Завете и скажи, был ли Он пассивен? А Иоанн Креститель? Апостол Павел? Да в их телах не было ни единой пассивной косточки. И не надо забывать о Дэвиде Ливингстоне и многих христианских миссионерах, выступавших против рабства.
— Одна из сур Корана говорит, что братья должны объединяться. Мы — воители, не убивающие друг друга, но объединенные для джихада до смерти против наших угнетателей. Мы должны помогать нашей молодежи научиться пути Илайджи Мохаммеда. Должны сказать им: «Пока вы друг друга убиваете, истинный враг убивает вас. Убивая друг друга, вы делаете за врага его работу, и через какое-то время, вы уже не представляете для него угрозы».
— Итак, ты не говоришь нашим детям прекратить убивать, — сказал Кларенс, — ты просто нацеливаешь их на убийство
других?
— Ислам не велит черным быть слабыми и пассивными. Он делает черных сильными и мудрыми. Когда тебе четыреста лет прививали унизительное для тебя христианство, ты обречен стремиться к тому, что возвышает твою черную суть. Ислам аф-роцентричен, а христианство евроцентрично.
— Притянуто за уши, — отрезал Кларенс, — обе религии зародились на Ближнем Востоке, и в Африке были черные христиане за шестьсот лет до появления Мохаммеда. Ты можешь носить свои балахоны, цитировать досточтимого Илайджи Мохаммеда и Луиса Фарахана дни напролет, как раньше ты цитировал Мао и Фиделя Кастро и прочих освободителей. Но все это не отменяет исторического факта.
— Министр Фарахан прав, — сказал Харли, — белые — орудие дьявола.
— Как и черные, сынок, — сказал Обадиа, — Фарахан прав, считая белых грешниками. Просто не надо считать, что черные не таковы.
— Министр Фарахан — надежда черных. Но ты бы предпочел не знать этого, не так ли, брат? — Харли уставился на Кларенса. — Ты даже не пришел на Марш Миллиона Мужчин.
118