«Аминь на это!»
— Может быть, ради этого придется выйти из своих комфортных зон, но это обязательно должно произойти. Я слышал от одного брата из Индии, что индусы и мусульмане в его стране могут воспроизвести и подделать любое чудо или знамение, совершенное Богом, кроме одного — единства между людьми разных рас. Я хочу быть частью этого чуда. Может быть, вы заметили, что ваш пастор сегодня утром надел сандалии. Мы хотим совершить омовение ног. Не могу сказать, что я очень комфортно себя чувствую, но знаю, что это правильно. Я делаю это, потому что Кайро Клэнси — мой брат, я люблю его и хочу послужить ему. Я надеюсь и молюсь, что это будет символ вновь обретенного завета братства между нашими церквями.
Пастор Клэнси сел на стул перед тазиком. Пастор Шаффер опустился на колени и снял сандалии с Клэнси. Он поднял лежавшее рядом полотенце и обмакнул его в воду. Все затаили дыхание в тишине, которая опустилась на церковь, когда он начал мыть ноги Клэнси. Кларенс слышал вокруг звуки: открывались сумочки и люди доставали носовые платки. Кто-то сморкался, кто-то плакал. Когда пастор Шаффер посмотрел на него, пастор Клэнси прошептал слова, которые слышали только двое мужчин и невидимые слушатели.
После этих незабываемых минут, пастор Шаффер снова встал и обратился к аудитории.
196
— Вы, вероятно, заметили здесь з переднем ряду несколько незнакомых белых лиц. Это члены нашего церковного совета. Мы уже трижды встречались с вашим церковным советом, и наши люди спросили, могут ли они помыть ноги вашим.
Семь черных мужчин и семь белых мужчин вышли из передних рядов, а ашеры поставили семь стульев на сцене и принесли еще семь тазиков. Совет диаконов «Авен-Езер» сели на них. Семь диаконов из Первой церкви сняли с них обувь и носки, вымыли и вытерли им ноги. Некоторые из мужчин как сидевших, так и преклонивших колени, явно были рады этому, некоторым было не так комфортно, но было видно, что все просто решились сделать это.
Кларенс ощущал что-то мощное в этом собрании, чего не ощущал раньше. Он слышал всхлипывания и плач вокруг себя, и возгласы «аллилуйя». Он видел, что у его отца какой-то потусторонний взгляд. Женива стиснула руку Кларенса, и он встретился с ней глазами. Он видел ее слезы, затем потянулся, чтобы вытереть свои собственные. Он подумал о Джейке.
Хор пел: «Красный и желтый, черный и белый — все драгоценны в его глазах. Иисус любит всех детей на свете».
Люди подхватили пение, слова, которые прежде никогда не были такими значимыми.
— Хочу сказать вам еще одну вещь, мои братья и сестры,
— сказал пастор Шаффер. — На совете мы много говорили на протяжении прошедших пяти месяцев о названии нашей церкви. Говоря откровенно, для нас стало неподходящим это имя
— Первая церковь. Во многих городах страны есть церкви с подобными названиями: Первая баптистская и Вторая баптистская, Первая пресвитерианская и Вторая пресвитерианская, и так далее. Часто Первая церковь бывает белая, а Вторая — черная, и обычно причина образования второй в том, что им были не рады в первой. И мы поняли, что в нашем названии может подразумеваться какое-то превосходство, что является неистинным и нехристианским. Мы назначили комитет, который предложит альтернативные названия. И в следующем месяце, на нашу столетнюю годовщину, мы официально изменим наше название на Церковь Всех Наций. Мы молимся, чтобы она действительно стала такой. Мы ждем не дождемся, когда ваш пастор и мой дорогой друг придет с Божьим словом в нашу цер-
197
ковь в следующее воскресенье. Спасибо, что открыли для меня сегодня сердца.
Нарастающие аплодисменты наполнили здание, крики «аллилуйя» и «аминь» прокатились по залу. Многие люди встали на ноги и подняли руки в хвале. Пастор Клэнси обнял своего друга на сцене и завершил служение молитвой, и голос его постоянно прерывался.
Когда собрание было распущено, Кларенс посмотрел на своего отца и Харольда Хаддавея. Он видел слезы и изумление в глазах обоих мужчин. Они сидели безмолвно, не двигаясь.
— Ну, это было что-то! — наконец сказал Обадиа.
— Ничего подобного не видел, — сказал Харольд, — никогда не думал, что доживу до того, чтобы что-то подобное увидеть!
Кларенс посмотрел на Харольда и вдруг заметил его галстук. Галстук был необычен, весь испещрен какими-то черными графическими фигурами разных размеров в виде неправильных треугольников, у которых линия правой стороны толще, чем линия левой, как будто все они отклонялись от центра.
— Харольд, где ты достал этот галстук? — спросил Кларенс.
— Ты мне не поверишь, но его выбросили. Самые лучшие из моих вещей появляются из мусорного ящика, который я чищу. Я нахожу коробки донатов, которые выбрасывают, как будто после пяти часов их уже нельзя есть. Этот галстук совершенно новый, хотя он и валялся в мусорной корзинке мистера Норко-ста. Никто бы и не узнал, что он чей-то, если бы не прочитали буквы.
— Буквы?
Харольд повернул галстук к Кларенсу, чтобы тот мог видеть его обратную сторону. Там, вышитые белой ниткой, были слова: «От Лизы, с любовью».