Владычица морей

«Боже, храни королеву». Помоги нам быть чище, веря, что у нас есть святыня. Этот великий гимн принят во многих монархиях Европы. Могущественный Николай, гордо не пожелавший жить побежденным, долго царствовал под этот гимн. Теперь его молодой сын, преисполненный национализма, не захотел взглянуть в глаза лорда Гранвилля, присланного королевой на коронацию. Наш гимн в России больше не исполняют. С начала войны он забыт в суровой стране ее суровым населением, народом, который верил в наш гимн как в свой. У них были свои слова на эту музыку, как в Скандинавии и во многих других благородных странах Европы, где принят наш мотив для своих гимнов. Но они отвергли и наш мотив. Они стали петь: «Коль славен наш господь в Сионе, велик он в небесах на троне…» Они пели гимн господу как государственный гимн и молились. Лорд Гранвилль привез в прошлом году известие, что молодой император не хочет возобновлять старых обычаев. В России написан свой гимн и впервые исполнен на коронации императора. Александр молод и самонадеян, уверен, что Гоголь и Пушкин не останутся одинокими в новую эру. У них есть опера, в которой хор поет: «Славься, славься наш русский…» Уже при Николае у них были таланты. Но сила мысли была при нем направлена на изобретения мин и подводных лодок, на сооружение неприступных фортов Кронштадта и пояса крепостей от Севастополя до Камчатки. После войны хор разорившегося князя, без всякой субсидии, явившись в Лондон, сделал сенсацию в королевском концертном зале, исполняя волжские песни, звучавшие как гимны или как Бетховен.

Ночь набежала с океана и вычернила весь мир.

Среди цветов из Манилы и Японии, под вальс Штрауса начинается скольжение туфель дам и джентльменов.

За столом хохот, пир Вакха; танцующие весело поют. Пары как проваливаются сквозь палубу, они исчезают и появляются. Цветы в каютах, где, как приманки в капканах, сокровища из всех стран мира. Дам уводят еще ниже, им показывают машинное отделение. Кочегары не забрасывают лопатами уголь, пары спускаются, труба не дымит. Люки открыты и установлены удобные трапы с надраенными медными поручнями. Во всех палубах светятся цветные фонари, похожие на плавающие в воздухе шаровые молнии или на медуз в подводном мире. Китаец не отворял посольского салона, как это часто бывает на кораблях. Здесь нет слуг-китайцев.

Корабль дрожит, как от нетерпения. Он чуть движется; кажется, мальчики поставили парус где-то наверху, выше купола палубы, четырехугольный кусок парусины, и при почти незаметном ветерке эти подмастерья Нептуна и дети Владычицы морей придают балу новый шик, пароход движется без паров и содрогается, как в страсти. Кто и когда сказал, что англичане плохие любовники? Разве здесь, в палубах с цветами огней и растений не пирует, медленно опьяняясь и погружаясь в себя, Старая Веселая Англия?

В посольском салоне сэр Джон и его семья располагаются на диванах у гостеприимного хозяина. Их друзья приходят и уходят. Сэр Джон идет нарасхват. Его увлекают.

Все оставили Энн и посла. Отца увели американские миллионеры куда-то вниз. Словно в глубинах этого военного корабля, с его вооруженными часовыми, впередсмотрящими, и с заряженными пушками, так что весь бал опоясан оружием — крюйткамера наполнена не снарядами и порохом, а золотом и ценными бумагами. Две канонерки, охраняя это богатство, время от времени подают из ночи сигналы и ходят в поисках империалистов[36] Е и пиратов.

Золото никогда не влекло сэра Джона. Он человек науки и нравственных теорий. Люди предприимчивости, силы денег и влияния на общество, как и эксплуатируемые и страдающие, занимают его. Он изучает их, как лекальные кирпичи, керамику и архитектуру храмов и дворцов страны Сиама и Японии. Для него сегодняшние собеседники-миллионеры — это американские живые детали архитектуры будущего мира, и он, как последователь Бентама, не проходит мимо них.

Энн легка и весела и безукоризненна в своем достоинстве. Она, конечно, очень умна. Она прошла первый вальс с черным как смоль молодым португальцем, в прошлом командиром фрегата, который перешел служить в колонию своих предков и стал вице-губернатором Макао. Единственный католик на балу.

Энн как святая… Она святая дева. Капитан Смит уже заметил когда-то, что в колонии нет старых дев. Чуть легкий оттенок зла иногда заметен на ее миловидном лице. Как и летучий интерес к библиотеке посла был ловко скрыт ею. За миг она обежала корешки за стеклом потускневшим взглядом. Джеймсу, производившему сыск, этого было достаточно для начала.

Они сидели на расстоянии друг от друга, и Энн, жестикулируя и вставая, могла распоряжаться пространством, как балерина, привыкшая чувства и мысли выражать движением.

О чем же она говорила?