Владычица морей

— Да, но просто так… — сэр Джон развел руками в воздухе, — посылать ультиматум нельзя, придется соблюсти церемонии.

Речь пошла о вручении Е Минь Женю верительных грамот.

— Мне надоело с ним чин-чин[51]. Я не хочу разводить много пиджин[52].

— И вы, сэр, заговорили по-кантонски?

Боуринг сказал, что вручение грамот берет на себя, как и полагается.

— В Европе каждая держава имеет своих послов во всех странах. В любой стране, если вы хотите объявить войну, можно вызвать посла другой страны и передать ему ноту с рук на руки. Такое удобство! Приятно вспомнить! Или, при надобности, отправить с чрезвычайными полномочиями своего министра. А кто вы для Е? Он скажет: «Я его не знаю, кто он такой!» Формально вы ему не представлены.

— Да… Он же не пускает меня в Кантон.

— Мы не можем ни единым словом унизить Е Минь Женя, подготавливая военные действия. Мы, сохранив величайшую вежливость, последуем благоразумным путем. Е увидит наше миролюбие.

Элгин не мог не согласиться. Он желал бы не терять времени.

На том расстались. Через несколько минут Боуринг возвратился с расстроенным видом.

— Меня тревожит совесть, — сказал он и уселся в глубокое кресло. У него дергалось лицо, как у нервнобольного. — Я принял участие в судьбе бежавшего в Гонконг писателя Ашунга. Ему грозит виселица. Ашунг задержан, когда передавал секретные сведения для переправки в Кантон известному By, которого мы знаем под именем Хоква.

Элгин знал, что Хоква возглавляет кантонскую корпорацию компрадоров. Он частный доверенный Е.

— Мне было сказано, что мы не казним китайских уголовных преступников, а, не пачкая рук, передаем их в Кантон?

— Да, в этом с Е у нас полное согласие. Уголовных преступников-китайцев мы сами не казним. В Кантоне казни исполняют охотно и привычно. В этом Китай обещает светлое будущее своим соседям и обменяется с ними подобными обычаями. У них нет понятия, что честный человек может эмигрировать из убеждений. Они не верят в убеждения, но верят в выгоду и мошенничество.

— В случае с Ашунгом такое наказание означало бы пустить рыбу в воду.

— Он под арестом, и ему грозит виселица. Я питал большие надежды на него, предполагал, что из Ашунга получится китайский Герцен, и мы предоставили ему политическое убежище, зная его сочинения, в которых он разжигал ненависть против иностранцев, вторгающихся в Китай, в том числе и против нас. Мне показалось, что это первые шаги к обновлению ветхой архаической литературы. У Ашунга замечались зачатки новых идей. Он горячо ратовал за возрождение Китая. Я предоставил ему все возможности, хотя правило не кормить эмигрантов нами соблюдалось. О его благополучии позаботилась корпорация гонконгских компрадоров. Но вместо того, чтобы стать китайским мыслителем в эмиграции, он в конце концов стал шпионом Е, своего же врага.

— Да, я слышал.

— Китайцы охотно эмигрируют ради заработка, — с сожалением сказал Боуринг, — но еще не готовы, чтобы стать нигилистами.

— Вы хотите отправить Ашунга в Кантон с верительными грамотами?

— Мы возвратим Ашунга тому, кто стал его хозяином. Общественное мнение кантонских китайцев пустится в домыслы. Они склонны к размышлениям и рассматривают разные явления с разных сторон. Ашунга надо отправить с честью и помпой.

— А если Е казнит мыслителя?

Между тем Смит уже прибыл по вызову. Ему все объяснили.

Брюс и Лоуренс Олифант внесли экземпляры ультиматума. Документ, предназначенный для отправки в Кантон, был развернут перед послом. На толстой китайской бумаге высшего сорта, похожей на шелковую ткань, каллиграфически написаны столбцы иероглифов. Свиток ультиматума будет положен в круглый футляр со шнурками и золотыми кистями и переправлен адмиралу на эскадру для передачи в Кантон на имя Е.

Боуринг сказал, что верительные грамоты, рекомендующие как чрезвычайных послов и полномочных министров графа Элгина и барона Гро, будут готовы к утру следующего дня.

Смит пришел в тюрьму при гарнизоне. В камере сидели на корточках трое китайцев, играя в кости.

— Morning, мистер Ашунг, — обратился к одному из них Смит. — Come with me[53].

Нестарый серьезный китаец хорошего сложения, в коротких английских усиках, обвел глазами камеру и своих товарищей по несчастью, словно прощаясь. Этот джентльмен и писатель сидел с простолюдинами и нашел с ними общий язык. С часу на час он ожидал суда и немедленного исполнения приговора.

— Вы больше не вернетесь в эту камеру, — подтвердил Смит, догадываясь о его состоянии и подбавляя масла в огонь, как это умеют делать люди его профессии.

Капитан и шпион вышли из тюрьмы и прошли по аллее в штаб-квартиру посла. В отдельной комнате, где не было никаких картин и лишних предметов, Смит объяснил Ашунгу суть поручения, которое на него возлагается. Как известный человек пера и персона высокого интеллектуализма, а также как шпион китайского правительства, которому Е Минь Жень не может не верить, он должен отправляться в Кантон и явиться в ямынь с дипломатическим поручением, чтобы лично в руки вице-короля вручить верительные грамоты западных послов в Китае, в виде писем сэра Джона Боуринга.