Владычица морей

Невельской заказывал пароходы для Компании на акциях. Сибирцеву предстояло делать закупки для казны. Муравьева упрекали, что он мальчику давал такое поручение, с которым не всякий немец или директор Компании справится. Муравьев шел на риск и знал, что делал.

— Англичане во всем мире умело и охотно торгуют. Они берут у нас не только «мед и сало», но и соболей, чернобурых лис, песцов, лучшие сорта волжской черной икры идут к ним бочками, целыми кораблями, мы потихоньку и полегоньку задабриваем их, продаем их банкам золото и серебро. А могли бы сделать спой рубль устойчивым. Рубль может быть золотым и без золота, согласно экономике по Адаму Смиту, тем более у нас.

— Все наши агенты и заказчики, коммерческие и ка зенные, получают взятки за границей. Я и раньше слышал, но не верил. Путятина спрошу, как же он заказы в Англии всю жизнь делает. Вот вы поедете заказывать пароходы… А что вас, Алексей Николаевич, англичане хотели арестовать — в этом нет ничего удивительного. Говорите по-японски, полезли в застенный Кантон в компании богатых китайцев и с американцем, учите китайский… Молод, хоть сейчас в Александринский театр на роли молодых премьеров. Но суть в чем? Всякое наше влияние в Японии противоречит их намерениям. У них душа к нашим дальневосточным предприятиям не будет лежать. Отблагодарили вас за поездку в Кантон, увидели дельного человека… А чем англичане кормили вас на гауптвахте, — овсянкой и тертым супом из овощей?

— Я у них до обеда не досидел. Продержали всего полдня. Я ведь часто бывал у них на обедах в клубах и в домах. Любопытно, — продолжал Алексей, — что в нашей тайной полиции меня даже не спросили про Гонконг, что это за колония, что за город и что в нем за жизнь, какая торговля, флот, какие суда, доки. Только сегодня помянули, поздравляя с милостью государя.

— Зачем им знать о том, что происходит далеко от Москвы! Где-то за Уралом! А приличные ли люди в Третьем отделении?

— Да. Один вполне благородный, из приближенных покойного графа Бенкендорфа. Другой попроще и полюбезней.

— Сейчас все ждут реформ и стараются угадать, куда ветер подует. Им также приходится делать видимость, мол, не даром хлеб едим. Все ждут, что от либерализма наживутся… А кто вас в Гонконге допрашивал?

— Капитан Смит.

После обеда прошли через двери в портьерах в гостиную. Хозяин сел за круглый стол у гигантской красной раковины и закурил трубку. Табак почувствовался крепкий. Настроения Геннадию Ивановичу придала не затяжка: прокурен давно и насквозь.

— А ведь вы и сами похожи на американца, — молвил адмирал. — Не правда ли, Катенька?

Екатерина Ивановна, разбиравшая ноты у пианино, заметила, что Сибирцев на миг приопустил голову. Екатерина Ивановна плавала с мужем, жила с ним среди моряков, много видела американцев.

— С кем поведешься — от того наберешься, — как бы оправдываясь, ответил Сибирцев. — У меня хорошие воспоминания о многих встречах и знакомствах в Гонконге.

— Вот вам за это и приходится расхлебывать и в интеллидженс и в Третьем отделении… — продолжал Невельской.

«Бог знает за что его в Гонконге схватили; видно, в чем-то насолил. Но дело темное».

— Бенкендорф весьма почитаем в придворных кругах за то, что создал в своем деле школу на века. При дворе и в чиновничестве его глубоко чтут. С прогрессом в Европе шпионаж и сыск возводят в науки. Недаром сподвижник Бенкендорфа показался вам похожим на профессора.

Про значение Бенкендорфа говорил Алексею и отец, не только для России, но и для будущего мирового шпионажа, что его со временем оценят.

Геннадий Иванович и Екатерина Ивановна жили не в отчуждении от общества. Но у полного сил адмирала не было впечатляющей наше чиновничье общество государственной должности. Знакомства у Невельских обширны, имя его знают и в Петербурге, и в Штатах, и в Европе. Статьи его печатаются. Много радости доставил ему Казакевич по возвращении из Штатов. Бывают у него друзья: Римский-Корсаков, Чихачев, морские сослуживцы, бывшие участники его экспедиции, несмотря на молодость, сами с его руки ставшие знаменитостями. Он близок с братьями Бутаковыми, особенно с Григорием и Алексеем. Но для многих петербургских ученых — адмирал без должности не имеет интереса, будь он даже семи пядей во лбу.

Приглашение в министерство иностранных дел. Прошел по длинному сводчатому коридору — галерее в решетчатой лепке, образующей ромбические четырехугольники. Лепка такая именуется у японцев «трепанг». Не совсем такая, но похожа, ее накладывают на стены богатых домов.

Человек в ливрее открыл дверь в приемную. С дивана поднялся суховатый, коренастый чиновник. С рыжеватыми усиками, осанистый, в мундирном фраке. Фертом щелкнул в каблучки, почтительно поклонился.

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие, многоуважаемый господин капитан-лейтенант Сибирцев!

— Не узнаю.

— Честь имею. Прежде был нижний чин переводчик Прибылов.

— Очень рад вас видеть, дорогой Точибан-сан! Я не узнал вас, быть богатым! Домо арпагато годзиамас![13]