Владычица морей

Свет мысли в речи Гладстона засиял еще ярче, и речь крепла, хотя дальше, казалось бы, уж некуда. В каждой фразе чувствовались твердые нравственные устои и религиозность оратора, хотя он и не поминал Имени господа бога своего всуе. Но громовержец поднялся во весь рост, и Алексей подумал, что только англичане с их обычно скрытым темпераментом и с необычайной трудолюбивой выносливостью могут играть Шекспира.

Пальмерстон, уже разбитый наголову, поник, он согнулся, опустил лицо, склонился щекой на ладонь, а локтем уперся в колено, как простолюдин, которому грозит потеря работы и есть над чем задуматься.

Но в этой непринужденной и непристойной для виконта и премьера позе, как и в его холодной озабоченнности, было что-то от улыбки лисы. Он показывал, что покоряется воле английского народа и парламента и преклоняет голову перед их справедливостью.

— Посмотрим! — воскликнул Остен-Сакен, выходя из парламента.

Он, как и Сибирцев, интересовался Востоком и восточными языками. Назвал несколько лондонских ученых с которыми Алексею полезно встретиться, но предупредил, чего от них нельзя ждать.

— Это не наши православные отцы, живущие по долгу в Пекине среди китайцев как среди своих. — Барон намерен со временем отправиться с посольством в Китай.

Сибирцев уходил с чувством жалости к Энн, которая, как теперь ему казалось, желала бы вырваться из окружающего его чада курения ядов, от лицемерия священных проповедей, прочь от войн и преступлений всех видов, и найти для себя верную дорогу. Она там с ранних лет не сдавалась, билась как рыба о лед, спасая и воспитывая десяток-другой китайских детей для будущего Китая, но она не в силах дать им это будущее. Ее, может быть, тайно тянуло прочь из своего одиночества…

В вечерних газетах напечатано, что палата вынесла вотум недоверия правительству. На другой день в «Таймс» сообщение, что Пальмерстон распускает палату общин, все подано в таком тоне, что премьер наказывает парламент за строптивость. Предстоят новые выборы. Вся Англия зашумит и забушует.

По такому случаю нельзя было не заехать к Никки-Трикки, как прозвали Эванса. И к Наташе, московской леди Эванс. Да были и дела. И советы не вредны. Ум хорошо, а два лучше.

Глава 14

ЛОНДОНСКОЕ ЗАРЯДЬЕ

…при Ватерлоо они стояли как раз друг против друга и обменялись, вероятно, не одной пулей…

Проспер Мериме. «Коломба»

На стенах, и на каменном полу в прихожей, и на диванах развешаны, разбросаны цилиндры, шляпы, трости, зонтики, непромокаемые плащи. Дорогие вещи, такие же, как выставленные в витринах магазинов, тут пренебрежены, брошены как попало, и в этом шик.

На столе множество бутылок и разных блюд из рыбы и мяса, крупные свежие фрукты, всякая всячина грудами, бери кому что нравится.

Большинство участников попойки молоды, но в бороде и усах, для солидности. У некоторых из заросли волос выглядывают мальчишечьи глазенки рисковых тигрят коммерции. Go-go boys! Ходовые ребята!

Толстолобый купец из Сити, с бриллиантовой брошью на шарфе в горошек и с изумрудами на медных пряжках башмаков, поклонился Алексею низко, касаясь рукой пола, приговаривая по-русски: «Прости пожалуй… хлеб соль… прости пожалуй».

Колька Эванс, видно подстроивший эту сцену, хохотал, валясь на диван, и задирал в воздух ноги в клетчатых брюках со штрипками за каблуками остроносых штиблет.

— Мистер Мортон и сыновья! — вскакивая и превращаясь в делового человека, пояснил он, решительным жестом показывая на толстого джентельмена.

В откупленной на сегодня таверне, на попойку к молодому Эвансу, собрались диккенсовские типы. Англичане считают, что сейчас у них эпоха двух великих: королевы Виктории и Диккенса, популярного в народе. Но Виктория никак не сладит с Пальмерстоном, которого слушается нация, а Диккенс — с пороками общества.

Диккенсовские типы в жизни все же куда приличней, чем в книгах. Великий романист характеристики ради придает им разные безобразия во внешности и в нравственном облике. Кроме Пиквика, конечно, и его милых друзей.

Сибирцев за столом, приглядевшись, подумал, что здесь не просто торгаши, есть и дворяне разных степеней, в чем он плохо разбирался. Неприлично спросить, как японца: «Вы дворянин?» Или: «А что означает ваша степень дворянства? Выше баронета?» У них многие и в коммерции и во дворянстве, или не во дворянстве, а на подходах к нему, все кичатся друг перед другом положением и знатностью и сами это высмеивают судя не только по книгам и карикатурам. Собрались степенные, опрятно одетые молодые люди. Лишь некоторые постарше. Престиж «русских попоек» Николая Эванса поддерживался приглашением русского гостя, про которого тут уже насказано.