Владычица морей

Дипломатические гости были приглашены по лестницам вверх и после небольшого ожидания впущены на галерею. Внизу, прямо перед Алексеем, под противоположной галереей, на передней скамейке расположилось все правительство Великобритании, во главе с виконтом сэром Пальмерстоном. Это был тот самый элегантный и моложавый старик атлетического телосложения, который почти год назад встретился Сибирцеву в Челси, в дождь, «на звонко скачущем коне». Сейчас Пальмерстон в костюме из черного сукна с обильной белизной на груди и с аристократической белизной лица. Он брит, миловиден, моложав, ангельски кроток и спокоен, его глаза внимательны.

Прения начались. Вернее, это было продолжение очень горячего спора, начатого на предыдущих заседаниях.

Оглядывая огромное собрание, Алексей видел массу людей без мундиров, как собрание купцов. В форме только полиция, и то ее в зале не видно. У лордов из правительства и у оппозиции лица похожи. И одежда тоже похожа.

Спикер из глубины удлиненного зала, похожего на расширенный коридор, называл ораторов. Оппозиция под дипломатическими ложами бушевала, правительственная партия, сидевшая напротив и на виду, отвечала такими же дружными криками, словно внизу происходила спортивная игра, и чем горячей была речь, Тем чаще вскакивали с мест депутаты, вытягиваясь как по команде, что означало желание обратить внимание спикера на несогласие с выступающим оратором или о намерении высказаться по задетому вопросу. Против или за, с дополнениями, с развитием мысли оратора или с категорическим опровержением.

Внизу разыгралось. Право, там не обойтись без широкой ковровой дорожки с двумя желтыми полосами по краям вдоль рядов депутатских кресел противостоящих друг другу партий, расположенных с обеих сторон. Чтобы правительственная партия и оппозиция не кинулись друг на друга, как в старину, и не затеяли бы потасовку, и не дошло бы до смертоубийства. Через черту никто не смеет переступать. Остен-Сакен, пришедший с Алексеем, шепнул ему, что эти желтые полосы еще в средние века проведены с таким расчетом, чтобы, выхватив шпагу, депутат не мог дотянуться и достать концом ее до своего противника на противоположной стороне. Переход черты считается государственным преступлением. Сейчас не было слышно звона шпаг, да и шпаг не было у большинства джентльменов в усах и в крахмале, и не видно бархатных штанин с бантами и черных чулок — может быть, еще кое-кто носит…

Разъяренные покрасневшие лица обращены друг к другу. Полилась речь нового оратора, и сразу в палате раздался рев, отчаянные выкрики, и снова взрыв общего рева, словно русский пехотный полк кидался в штыковую атаку на турок и каждый солдат орал во всю глотку, тем громче, чем сильней хотел поразить врага И Приободрить себя. Постепенно буря достигла силы, захватившей всех, никто больше не сдерживался, все разъярены, преисполнены ненависти и готовы с лица земли снести все, что попадется по дороге. Депутаты отчаянно вскакивали, а потом дисциплинированно сидели железными рядами на скамейках. Когда все замолкали, оратор, метавший гром и молнии против правительства, успевал сказать несколько фраз. И снова началась буря, ненависть к оратору сталкивалась с восхищением его речью. Сторона оппозиции заметно брала верх, одолевала в словесной перепалке, она растаптывала правительственную партию.

Виконт Пальмерстон сидел в первом ряду у стола, с какими-то ящиками или мешками, он юношески безус и заметно бледней, чем в начале заседания. Но он словно хочет сказать своей невозмутимостью: орите, джентльмены, я содрогаюсь от вашей глупости, но я спокоен, и я еще всех вас заберу в ежовые рукавицы.

Палата стихла. Оратор закатил такую длинную фразу, с такими сложными периодами, с такой силой подымая темп и жар речи все выше и выше и накаляя ее, что Алексей переставал понимать, а депутаты, готовые вот-вот сорваться в новую атаку, сидели как с примкнутыми штыками и с замкнутыми ртами, запечатанными опытным трибуном.

Вильям Гладстон говорил долго. Алексей никогда не думал, что англичане такой темпераментный народ. Сколько же в них силы. Вот они и создали в вечных спорах подобное учреждение, решения которого принимаются потом беспрекословно, как полагают все. Сколько же в этих речах труда и таланта, сколько приводится цитат из сочинений современных и классических мыслителей и деятелей. И до каких высот он все это доведет, куда вознесет его ораторское трудолюбие, как он берет разбег все для новых и новых более сильных и тяжких ударов мысли, облеченных в могучее красноречие, и все в хорошем языке, без смертельной чиновничьей скуки. Речь Гладстона насыщена народными выражениями, вполне уместными при решении государственного дела, меткими пословицами, все новыми выдержками из великих книг. Сама земля, сам остров с его народом, казалось, стояли за спиной оратора и чувствовались по его речи.