Поскольку держать народы в железном кулаке было неправильно и глупо, я решил скрепить их законом не мирским, но божественным. Нет лучшего клея, чем искренняя вера. Согласно моему проекту, Золотые крылья, храм и жрицы должны были превратиться в подобие священного престола, который в средние века располагал абсолютной властью над всеми королями христианского мира. Мой «Золотой закон» должен был стать универсальным для всего Западного континента, который прежде занимала империя Распрея. Каждый правитель, прежде чем он сядет на престол, должен был явиться в древнюю столицу и быть помазан моим ставленником.
При этом я не собирался оставлять их веру безвозмездной. В обмен жрицы храма обещали использовать магию, чтобы благословлять урожаи, выращивать скот и заниматься прочей благотворительной… если мы забудем про церковную десятину… деятельностью.
Это было выгодно всем: и простым людям, и правителям, и даже самим жрицам, ведь чем богаче были земли, на которые они были поставлены, тем больший они приносили налог.
Порядок, при котором каждая сторона получает выгоду, намного более устойчив, чем тот, при котором имеет место откровенная эксплуатация.
Иногда.
Определённая твёрдость была необходима. Это вам скажет любой кондитер. Без неё тортик и не тортик вовсе, но просто крем. Поэтому я позаимствовал у Распрея некоторые законы касательно наказания за святотатство и еретическую мысль. Не все, во всей своей полноте они представляли собой увесистый кодекс, — но… определённую часть.
Даже у самого милосердного божества должна быть грубая сторона; у самого доброго дракона — острые чешуйки.
Разумеется, на всё это дело потребуется немало времени, которого у меня не было. Я просто задал направление, расписал картину, — на бумаге и стараясь не упускать никакие подробностей, чтобы ушлые жрицы не могли трактовать священное писание в свою пользу, — и позволил своим слугам самостоятельно заниматься воплощением моего видения.
Наконец я бросил прощальный взгляд на город, в котором кипели приготовления, ибо в ближайшее время намечался великий совет, на котором короли новоявленных стран должны были собраться вместе, чтобы принести клятву Верховному жрецу, взмахнул крыльями и устремился в небесную высь.
На этот раз я летел ещё быстрее, чем раньше. Горные вершины проносились с немыслимой быстротой. Больше они не казались мне такими грозными и непреступными, как в те далёкие время, когда я проводил среди них поселенцев, которые затем заложили первые камни древнего царства Парнас. Теперь всё казалось меньше. Собственно, оно и логично. По мере того, как человек обретает всё большую силу, мир в его глазах становится всё менее значительным.
Аналогично работает и мобильность, — в современном мире, когда достаточно сесть на самолёт, поезд, летающий ковёр или грумпильнека, чтобы через пару часов оказаться на другом краю земного диска, не осталось места грандиозному, — и даже знание, ибо цветок, превращённы1 наукой в набор пестиков, лепестков и тычинок, теряет всякое очарование…
…Впрочем, дорога всё равно была не самая близкая, если я позволяю себе предаваться таким пространным размышлениям.
Первые порывы ледяного ветра зазвенели о мои крылья через три дня непрерывного полета. Потом сгустилась непроницаемая чёрная ночь, точно покрывало, которое фокусник набрасывает на своё рабочее место, срывает, и в пустой клетке возникает белая голубка. Так и тут: на четвёртый день первые лучи солнца озарили царство слепящей белизны.
Наблюдая заснеженные пики и обледеневшие горные тропинки, я немного помялся, а затем вернулся в свою прежнюю форму, в которой впервые встретил Белый хлад. С тех пор я стал намного сильнее, но последний всё ещё представлял для меня существенную опасность — особенно Знаменосцы. Поэтому для разведки я выбрал менее заметную оболочку.
Ещё через некоторое время я заметил копошение на горизонте. Я сразу приземлился на высокий склон и прищурился.
Отдалённые горы медленно, но заметно перемещались…
Через несколько секунд мои когти вонзились в ледяную гадь. За первым титаном показался второй, потом третий. Один за другим возникали они на всей протяжённости безграничного горизонта, карабкаясь на горы и разрушая всё у себя на пути, вызывая трепет, который отдавался даже здесь, на расстоянии сотен километров, в сосульках у меня под ногами.
Я стиснул зубы.
Раздался железный лязг.
Не сработало. План, который я придумал, чтобы избавиться от этих созданий, провалился.
Почему?
Раньше я не мог бы ответить на этот вопрос, но после встречи с Распреям у меня появилось определённое предположение.
51. перемены
Раньше я не мог бы ответить на этот вопрос, но после встречи с Распреям у меня появилось определённое предположение.
Сперва Божественный император казался мне непобедимым, ибо подпитывался силой веры, которая находилась в человеческих сердцах; затем, однако, я смог его уничтожить, когда сперва разрушил, а затем поглотил туманность, заключённую в его оболочку.