Владыки Безмирья

 - Тогда идите к деду Акриме, это от околицы третий дом по левой руке.

 - Спасибо!

 - Вам спасибо!

И мальчонка легко, играючи, бегом погнал своего питомца в сторону деревни, похлестывая гигантскую землеройку свободным концом веревки. Толстенький зверек забавно трусил впереди своего владельца. Сначала они бежали по дороге, потом свернули на тропинку и скрылись из вида.

 - Землеройки здесь хозяйственные животные, - объяснял Боггет, пока мы шли к деревне. - Их держат как коров. Молоко на вкус отличное, сыр и сметана - тоже.

 - Мышиное молоко?.. - тихо переспросила Селейна.

 - Да, сестрица, - мгновенно отозвалась Кайли. - Ничего такого!

 - Но по природе своей эти существа очень активны, - продолжал Боггет. - Могут просто сбежать, могут под землю зарыться. На цепь их не прикуешь - слишком тяжелая, да и дорого, обычную привязь они моментально перегрызают, а ни один загон их не удержит, они что хочешь прокопают. Так что местные подрезают им жилы на передних лапах.

 - Жестоко, - сказал Тим.

Боггет пожал плечами.

 - Может быть. Эта, наверное, на всю деревню одна неподрезанная.

Сначала впереди показались сизые дымки деревни, затем и околица - косоватый, кое-где заваливавшийся частокол. Ворота, к нашему удивлению, были закрыты. Когда мы подошли, Боггет размашисто бухнул пару раз о них кулаком. Ответа не последовало. Инструктор тряхнул ворота, стукнул снова, крикнул:

 - Э, люди добрые! Ворота откройте!

Над воротами показалась голова человека в мятой, словно жеваной шапчонке. Пара слезящихся глаз посмотрела на нас с прищуром.

 - А вы кто такие будете? - спросил человек.

 - Путники. Странники. Переночевать тут хотели да назавтра дальше идти.

Человек разглядывал нас очень внимательно. Затем голова исчезла, и довольно долго ничего не происходило. Потом показалась другая голова, и нас снова придирчиво осмотрели. Наконец за воротами послышалась возня, и они стали открываться. Стоило нам войти, как Боггет выразительно присвистнул.

 - Ничего себе вы тут гостей встречаете!

К воротам был стащен всякий хлам: старые полуразбитые телеги, рассохшиеся козла, валялся даже одноногий стул с недеревенской, лирообразной спинкой. За этой жалкой баррикадой прямо на земле сидело трое мужиков, вооруженных топорами. Рядом лежало несколько палиц. Тут же крутилось двое босоногих мальчишек - очевидно, на тот случай, если понадобиться срочно куда-то бежать с новостями или приказаньями. Все эти люди - и взрослые, и дети - оглядывали нас очень внимательно, настороженно, недобро.

 - Что у вас тут происходит? - спросил Боггет.

 - Да это... Вот! - неопределенно обвел руками человек, впустивший нас. - Вам к старосте лучше.

 - Да мы переночевать только. Говорят, у деда Акримы можно.

Человек прищурился.

 - Кто это вам сказал?

 - Да парнишка один...

 - Фарни, паршивец! - воскликнул вдруг один из тех, кто сторожил баррикаду. Размахнувшись, он хлопнул себя по колену. - Вот же задам я ему трепку! Говорил - не выходить из деревни!..

Мы переглянулись.

 - А вы кого тут ждете-то? - спросил снова Боггет.

В ответ селянин только сделал жест рукой - пойдемте, мол. В его сопровождении мы прошли через деревню. Выглядела она небедной: две улицы, расходящиеся вилкой, были застроены добротными, ухоженными домами, многие из которых были со светлицами. Палисадники были большими и тоже ухоженными, засаженными цветами, по изгородям и заборам вился хмель и дикий виноград. В траве уютно, по-вечернему стрекотали кузнечики. И все же в лиловом сумраке витала тревога: смеркалось, но окна домов были темны, занавешены. Когда мы проходили мимо, занавески вздрагивали. Собаки, поднявшие лай при нашем появлении, до странности быстро затихли и теперь молчали, словно ожидая разрешения залаять снова. И тем страннее показался беленый дом в конце улицы, низкий и широкий, словно вкопанный в землю. В его окнах горел коричневато-желтый свет, а громкие голоса тех, кото находился внутри, были слышны даже с улицы, хотя слов было не разобрать.

За дверью стеной стоял тяжелый теплый дух. Казалось, шагни в него, и продвигаться вперед будет непросто. Горница, в которой мы очутились, была полна людей. За большим столом при свете сальных светильников, рассевшись на простых лавках, громко спорило несколько человек. На столе стояли кружки и кувшины, тарелки с костями и корками хлеба, лежали исчерченные листы бумаги с надорванными и заляпанными краями. Люди были так заняты перебранкой, что не обратили бы на наше появление никакого внимания, если бы их не окликнул наш провожатый.

 - Эй, Эсвер! Тут пришли...

На оклик обернулся нестарый еще человек в бараньей душегрейке поверх рубахи. Брови его, буйные, кудлатые, сошлись на переносице, но не успел он и слова сказать, как и пол, и стены, и потолочные балки горницы, а может и весь дом сотряс знатный раскатистый окрик:

 - Кого я вижу! Старина Боггет! Сколько лет, сколько зим!..