Владыки мира. Краткая история Италии от Древнего Рима до наших дней

Разрушения коснулись и языка – Муссолини вознамерился очистить Италию от диалектов, которые так досаждали Алессандро Мандзони и другим лидерам Рисорджименто и на которых множество итальянцев до сих пор, больше чем через полвека после Объединения, говорили и писали. В 1934 г. использовать диалекты запретили не только в школах – для них по всему королевству и так издавались стандартные учебники – но также в театрах, кино и печатной продукции (книгах, журналах, газетах). Муссолини к тому же надеялся избавить итальянский язык от «неприглядных наростов и добавок» и принял ряд мер, чтобы изъять из него иностранные слова и выражения. Он считал, что слова, привнесенные из французского или английского – шофер, манекен, омлет, сэндвич, гараж, менеджер, круассан, – свидетельствовали о «недостаточности итальянского духа и чувства» [14]. Так что словарь внимательно просеивался на предмет «импорта», а судьи, в частности Королевская академия Италии, вводили подходящие замены. Помогали и газеты: в 1932 г. La Tribuna попросила читателей предложить итальянские слова для пятидесяти нежелательных «нарушителей границ». В итоге «шок» превратился в un urto di nervi («удар по нервам»), «паром» – в un ferribotto (по-английски – ferry boat), манекенщица – в una indossatrice (indossare – «носить на себе, надевать»). «Коктейль» стал un arlecchino, а «бар» – una mescita (mescere – «наливать») или liquoreria. Некоторые из новопридуманных слов и правда прижились: autista вместо chauffeur, regista вместо régisseur, manifesto вместо affiche, и даже cornetto вместо croissant. Сэндвич стал – и остается – un tramezzino (tramezzare – «разделять, ставить перегородку»), впервые его подали под этим именем в туринском кафе Mulassano.

* * *

Если фашизм действительно был возрождением «бессмертного духа Рима», то Италия, как в древние времена, нуждалась не только в архитектуре, но и в имперских владениях. Она могла, конечно, считать таковыми свои ливийские колонии, Триполитану и Киренаику, которые к 1934 г. были объединены в Итальянскую Ливию. Эта североафриканская территория перешла наконец под контроль королевства после десятилетия «усмирения», во время которого происходили казни, массовые убийства, применялся горчичный газ и строились концлагеря. Также Италия владела Эритреей и Итальянским Сомали в Восточной Африке. Но амбиции Муссолини простирались дальше этих прибрежных обрывочков. В то время как почти вся Африка была поделена между другими европейскими державами при Колониальном разделе Африки, обширная Эфиопская империя все еще оставалась независимой, и правил ею император Хайле Селассие.

Эфиопия долго была предметом итальянских претензий, весьма красноречиво разбитых в 1896 г. в битве при Адуа, что стоило жизни более чем 5000 итальянских солдат. В октябре 1935 г. чтобы смыть с себя этот позор и расширить свои владения, Муссолини начал вторжение в Эфиопию. Кампания продвигалась с переменным успехом, пока главнокомандующий итальянской армией в Эфиопии Пьетро Бадольо не применил горчичный газ. Хайле Селассие бежал в Англию, а Бадольо триумфально вошел в Аддис-Абебу в мае 1936 г., после чего Муссолини провозгласил «Итальянскую империю» и добавил к своему официальному титулу слова Fondatore dell’Impero («Основатель империи»).

Дуче думал, что с его вторжением в Эфиопию молча согласятся Франция и Великобритания. Однако на волне международного возмущения обе державы осудили агрессию, а Лига наций объявила о введении санкций. Одной из немногих стран, не обративших на санкции ни малейшего внимания, была нацистская Германия: правивший там с 1933 г. Адольф Гитлер почитал Муссолини как своего политического кумира. В октябре 1936 г. эти двое сформировали ось Рим – Берлин, в которую, по заявлению Муссолини, «вдохнуло жизнь стремление к сотрудничеству и миру» [15]. На самом деле в соглашение вдохнула жизнь их общая ненависть к Британии и Франции и убеждение в том, что с их странами обошлись слишком жестоко после Великой войны. Все больше сближаясь в смертельном танце с нацистами, дуче в 1938 г. ввел расистские законы, легализовавшие государственный антисемитизм и лишавшие евреев возможности работать на госслужбе, в газетах и вооруженных силах, а также запрещавшие браки между евреями и неевреями. И это несмотря на то что одна из его давних любовниц, Маргерита Сарфатти, была еврейкой. Сарфатти, утонченная покровительница искусств и первый биограф Муссолини, вскоре после принятия этих законов уехала в Южную Америку.