И тут произошло событие… Генерал Кестринг вдруг вознамерился "срочно, в течение нескольких дней, сформировать из русских отряд, вооруженный "противотанковыми кулаками", посадить всех на велосипеды и отправить маршевым порядком на Одер", то есть на советско-германский фронт, против Жукова, чьи танки в это время стояли на Одере в районе Кюстрина… С приказом генерала Кестринга радостный полковник Герре примчался к Буняченко и Николаеву, а те, что называется, прямо с порога – "Нет", "Ни в коем случае", "Никогда"…
Герре:
– Но почему? Разве не рвались вы в бой против Сталина? Вот вам и предоставлена возможность отомстить Сталину, показать, что вы верные союзники непобедимого Гитлера, "Великого рейха"…
А в ответ только "бурбонское упрямство": "Нет" и – невразумительное бормотание про "распыление сил дивизии", "вот, если бы всей дивизией, тогда еще бы"…
Время шло, а Буняченко и Николаев, как говорится, тянули резину, а если по-военному – отказывались выполнять боевой приказ генерала Кестринга. Почему? Это же равносильно самоубийству. Немцы выпустили этих русских из концлагерей, худо-бедно, приодели, подкормили, оружие дали, но едва до дела дошло, они – в кусты? Какой им еще приказ нужен? От кого? Может, от самого Гитлера?…
Буняченко отдал приказ – не пускать немцев в казармы дивизии. И приказ был выполнен. Буняченко собрал командиров частей на совещание, на нем был принят "план особых мероприятий в дивизии на случай возможного возникновения конфликта с немцами".
"Впервые возник вопрос о неподчинении, вплоть до вооруженного сопротивления", – свидетельствует в своей книге "Первая дивизия РОА" В. Артемьев, бывший в Первой дивизии командиром 2-го полка.
Торвальд пишет, что Гере
"пришлось употребить все свое красноречие и весь свой авторитет… чтобы убедить Буняченко и Николаева, что они не подвергаются большому риску и что нельзя упустить напомнить немецкому командованию, что власовцы действительно готовы бороться против большевиков. Ведь этим он зарекомендует свою Первую дивизию и откроет дорогу дальнейшим формированиям. Буняченко мотал головой, как упрямый бык: он отказывался, он сопротивлялся, но наконец, хоть и с неохотой, согласился".
Сколько этот "упрямый бык" Буняченко "сопротивлялся"? Торвальд сообщает: "несколько дней", а потом – "согласился". В чем дело? Почему? "Все красноречие и весь авторитет" полковника Герре тут ни при чем. Командир полковника Буняченко находился не в Берлине, а в Москве. Ему и было доложено о затее генерала Кестринга "сформировать из русских отряд, вооруженный "противотанковыми кулаками", против танков Жукова. Эти "несколько дней" и ушли на принятие решения в Москве. А когда решение было принято там, тут и Буняченко, "хоть и с неохотой, согласился". А Власов стал говорить при немцах:
"Наша победа будет обеспечена, если нам удастся на каком-то секторе фронта продвинуться вперед, отбрасывая противника".
А еще Власов сказал Буняченко:
"Первой дивизии предстоит сыграть важную роль: открыть дорогу для дальнейших крупных формирований. [208]
Она должна показать, на что она способна. Несмотря на тяжелое положение на Восточном фронте, она должна отличиться. [209] ЕЕ ЗАДАЧА – ЗАДАЧА БУДУЩЕГО" [210]Разговор происходил во время торжественного застолья. Буняченко чокнулся с Власовым и ответил:
– В этом вы не должны сомневаться, Андрей Андреевич. Мы уж постараемся!
16 февраля 1945 года, находясь в 1-й дивизии, генерал Власов приказал снять с мундиров и фуражек нацистских орлов со свастикой…
На фронте против Жукова "отряд" пробыл недолго. Немцы пишут и сегодня, будто "отряд" на фронте имел "полный успех". В чем был этот "успех", я узнал из слов Гиммлера:
– …Отряд власовцев с противотанковыми "кулаками"… имел большой успех. К нам стали прибывать опять перебежчики, даже и теперь, когда Красная Армия во всем преуспевает. Ведь это же совсем удивительно! Нет, голубчик, я не вижу никакого основания для пессимизма.