«После возвращения из поездки я имел в городе Летцене встречу с командующим добровольческими частями генерал — лейтенантом Хельмигом.
Хельмиг предложил мне остаться у него в штабе и помогать ему руководить сформированными русскими частями. Я отказался от этого предложения, заявив Хельмигу, что до тех пор, пока русские военнопленные будут находиться на службе в немецких частях, они воевать против большевиков как следует не будут. Я просил Хельмига всю работу по созданию русских частей пере — дать мне с тем, чтобы сформировать из них несколько дивизий, подчинив их «Русскому комитету».
Не договорившись с Хельмигом, я возвратился в Берлин и от Штрикфельдта узнал, что о моем выступлении у фельдмаршала Буша стало известно Гиммлеру».
Власов буквально напролом идет к цели, он открытым текстом требует у немецкого генерала отдать ему «всю работу по созданию русских частей», то, ради чего он сюда и заброшен ГРУ. Конечно, с генералом Хельмигом ни о чем таком он «договориться» в принципе не мог, потому что это дело было не Хельмига ума, не в его компетенции это было. Кто-то должен был приказать Хельмигу. Кто? Кроме Гитлера, кажется, некому? Но может, наверное, и Гиммлер, все военнопленные в его ведении.
Но тут как раз начались проблемы с самим Гиммлером.
«Гиммлер на одном из узких совещаний высших начальников германской армии заявил, что отдел пропаганды вооруженных сил Германии возится с каким-то военнопленным генералом и позволяет ему выступать перед офицерским составом с такими заявлениями, которые подрывают уверенность немцев в том, что они одни могут разбить Советский Союз, — давал показания Андрей Власов в мае 1945 года. — Гиммлер предложил прекратить такую пропаганду и использовать только тех военнопленных, которые заявляют о своем согласии служить в немецкой армии. После этого выступления Гиммлера я некоторый период не проявлял активности и до 1944 года никуда из Берлина не выезжал».
Вот это — «не проявлял активности» — с головой выдает Андрея Власова как генерала ГРУ. А не «проявлял активности» он потому, что едва избежал полного провала. И не он один, а и генерал Малышкин…
Вот как это было. Об этом рассказывает в своей книге «Власов» Свен Стеенберг.
«Кульминационным пунктом пребывания Власова в Пскове было его выступление в городском театре. Это было 30 апреля 1943 года. Билеты выдавались не только городскому населению, но также и в сельских районах…
Его (Власова) речь произвела глубокое впечатление. Это говорил русский — русским, о русских делах. Гитлер не был упомянут ни одним словом, а германский народ приветствовался как равный союзник…»
Штрикфельдт пишет про это же:
«У Власова была привычка откровенно говорить о прошлых ошибках и просчетах, были ли его слушатели русские или немцы. Он исходил из мысли, что на ошибках надо учиться. И эта его речь, в которой он, в частности, благодарил немцев, принимавших его в Гатчине, и выразил надежду приветствовать их в качестве своих гостей в Ленинграде — было вполне в его духе».
Враги Власова немедленно использовали положение:
«Этот наглый русский чувствует себя уже правителем независимой России! Безобразие!» Дело было передано в высшие инстанции, и 17 апреля фельдмаршал Кейтель отдал приказ: