Власть

А ведь в строительстве ракеты или подводной лодки участвует не один завод, а целая сеть предприятий-смежников. Вклад каждого важен и существенен. Начинается «конверсия» конечного завода-производителя – встают десятки других. Сложные микросхемы для ракет и передовая система шумоподавления для подлодки совершенно не требуются при производстве миксера или сковороды. Конверсия – это изначально очевидное уничтожение части промышленности, никакие отговорки «мы не знали, к чему это приведет» тут пройти не могут. Новейшие разработки, блестящие ученые умы – все это стало не нужно уже во время перестройки. Шансов у ВПК просто не было. Потому что даже если случится чудо и военный завод начнет делать гражданскую продукцию, то одним ее производством дело не ограничивается. Мы же «переходим в рынок», который сам все регулирует. А значит, теперь нет никакой гарантии сбыта даже «военных сковородок». Вы, товарищи, сами произведите и сами продайте. А «товарищи» ранее производили ракеты или танки. Они не умеют сбывать продукцию, им никогда не приходилось этого делать. Покупателем 100 % их продукции была родная армия или флот. А тут вдруг рынок. Одновременно на этот рынок начинаются поставки импортных товаров от зарубежных производителей. Тех, которые ракет никогда не делали, а сковородки делают уже лет 150. Давайте, конкурируйте! Кто победит в этом «честном» соревновании – догадаться нетрудно. Обязательным итогом конверсии становится замедление новых военных разработок, невозможность их внедрения, безработица среди ценных высококвалифицированных кадров, потеря рынков вооружения в мире.

Горбачев убил промышленность, начал уничтожение армии и флота, которое активно продолжил Ельцин, приступил к развалу финансовой системы СССР (когда валюта стала играть все более возрастающую роль во внутренних расчетах, а рубль был девальвирован Горбачевым с курса менее рубля за доллар до курса рубля $6,26).

Всего за шесть лет, ударными темпами, страна, в которой проблем было намного меньше, чем в сегодняшней Российской Федерации, была полностью развалена и уничтожена.[224] И уж куда как меньше сложных проблем было в СССР в 1985 году, чем в России 1991 или 1993 годов. К 1999 году количество проблем в нашей стране превышало все мыслимые пределы.

Давайте сравним. Немного пофантазируем и представим себе, что в 1990 году, еще при живом Советском Союзе, к власти в России пришел… Владимир Владимирович Путин. Или это произошло сразу после Беловежского предательства. Незаконные документы о развале СССР подписали Ельцин, Шушкевич и Кравчук. Горбачев, вместо того чтобы их арестовать, подал в отставку. Опустили красный флаг на Кремле, подняли там триколор. И тут Борис Николаевич тоже ушел, как он это сделал на новогодние праздники 2000 года. И назначил во главе России исполняющим обязанности президента, главой правительства В.В. Путина. Сценарий тот же, что и в реальности, только произошел бы он на восемь лет раньше. У нового руководителя страны есть армия, есть финансовая система, есть экономика, есть система образования, есть СМИ (ничего из этого в 2000 году у Путина не было). Все это потрепано «ветром перемен», но в состоянии неимоверно лучшем, чем в конце ельцинского правления. Армия ослаблена горбачевскими действиями, деморализована предательством Центра, но ее состояние великолепно, по сравнению с тем, что получит Путин, придя к власти. Чтобы остановить вторжение Басаева в Дагестан, российская власть будет с бору по сосенке собирать боеспособные части, отправляя на Кавказ сводные подразделения и морскую пехоту. В более чем миллионной армии в 1999–2000 годах едва нашли 50 тыс. готовых к бою солдат и офицеров. К концу этого времени наша армия переживет, по сути, две гражданские войны – одну, короткую, в Москве в октябре 1993 года, а другую, вязкую и тягучую, в несколько этапов, – в Чечне и Дагестане.