Власть и страсть

Та встреча оказала сильное влияние на Али. После того вечера походы в кабаре стали очень редкими… Али всерьез занялся учебой и… увлекся идеями Эмиля о необходимости коренной революции сложившегося миропорядка. Он попал под полное влияние Эмиля Рума и стал его верным соратником — одним из многочисленных соратников: Али знал около десятка последователей своего лидера, но предполагал, что их гораздо больше. Многие не знали про других членов его движения, и Эмиль умело управлял тайной организацией. Как-то Али подумал уже после года членства в движении, не является ли Эмиль главой банальной преступной группировки под маской революционных идей? Однако Эмиль щедро расходовал деньги на всякого рода инновации и технологические проекты — банальному преступнику этого не надо было бы делать. Ну а что, если он не банальный преступник, а злодей с идеей порабощения обыкновенных людей? Злодейства, правда, Али за ним не замечал. Ему не было известно ни об одном случае, когда Эмиль приказал бы кого-то уничтожить или наказать, — даже когда один из членов группировки исчез с деньгами движения, Эмиль сказал: «Может, оно и к лучшему — нам не нужны люди, примкнувшие к нам ради денег».

Эмиль ратовал за передел мира на основе либеральных идей — он считал, что человечество должно быть освобождено от воли монархических узурпаторов. Но ратовал за создание власти просветленных лидеров и ученых, которые будут вести остальной человеческий «мусор» к светлому будущему, основанному на индивидуальных свободах и технологическом прогрессе. Тактика Эмиля включала строгую конспирацию и медленное «освоение материальных ценностей и технических мощностей». Эмиль указывал на провал русской революции 1905 года и неудачи революций в девятнадцатом веке во Франции и Австро-Венгрии по причине того, что для начала необходимо опутать мир мощной сетью членов движения, в руках которых будут значительные материальные средства и современное вооружение. Книга «Ангелы революции» была одним из символических руководств к действию. При этом Эмиль утверждал, что его идею надо спасти от утопии и наивности путем «грибной тактики», медленно, но верно внедряя во все эшелоны власти своих людей. Он цитировал известного французского поэта Бодлера: «Ничего не делается иначе, чем мало-помалу». Да, идея масонства была ему близка — но не ради каких-то религиозных или материальных целей, как он утверждал, и Али, и остальные верили ему. Эмиль Рум мог увлечь людей, в особенности молодежь, за собой…

Теперь, находясь в Вене, у Али были две задачи — продолжать углублять свои знаниями по медицине и выполнять указания Эмиля по скупке предметов искусства с целью дальнейшей продажи в нужный момент, чтобы пополнить казну движения. Где находились средства — никто толком не знал, но Эмиль был богат и мог позволить многое — охрану, дворец под Парижем и щедрые расходы на своих соратников, которые были бы способны умело распоряжаться выделяемыми средствами и удвоить их.

Для приобретения картин Али стал крутиться в богемной среде, и тут к нему на подмогу пришли знакомые отца. Последний в Баку был в приятельских отношениях с другим нефтепромышленником, евреем Абрамом Нуссимбаумом, через которого Эмиль вышел на известного венского банкира Фердинанда Блох-Бауэра. В доме этого еврейского финансиста и производителя сахара Али познакомился с известным художником Густавом Климтом, а тот ввел его в общество венских сецессионистов — представителей нового искусства, порвавших с традициями классики и консерватизма, которые господствовали в имперском Доме художников Вены. Так, по этой цепочке, Али был в нужном кругу и готов был щедро финансировать художников, которые имели проблемы со сбытом своих творений. К Густаву Климту, к тому времени обретшему славу, как представителю и лидеру сецессионистов, это не относилось, но были многие другие молодые художники, нуждавшиеся в деньгах.

— Изобразительное искусство должно изображать идею или настроение, — говорил Климт Али в доме у Фердинанда Блоха-Бауэра, куда он стал часто наведываться. Они сидели в большой гостиной в присутствии дочери венского магната Адель и еще нескольких гостей. — Весь девятнадцатый век импрессионисты боролись в Париже с консерватизмом Академии изящных искусств. Они выиграли и открыли дорогу новому искусству. У нас в Вене мы проходим схожий путь, преодолевая все тот же тупой консерватизм Дома художников.

— Вас обвиняют в чрезмерности… ваше изображение женского тела полно…, — отметил один из гостей.

— Эротики… надо называть вещи своими именами, — Климт в этот момент поглядел нежно на Адель, и та ответила таким же взглядом. — Женское тело — прекрасно и достойно откровенного и чувственного изображения. Посмотрите на античное искусство. Оно изображала богинь голыми, пока не пришло христианство и не наступил век мракобесия. Мы живем в переломное время и надо ломать…